Том 9. Ave Maria - [57]

– Спасибо, – беря из рук Василия блокнот и карандаш, неуверенно сказала девушка. – Главную его болезнь все равно не вылечить.

– Это какую, если не секрет?

– Пьет. В чем душа держится, больной весь, а пьет беспощадно.

Помолчали.

– Тут я не советчик, – сказал Иван Иванович, – а телефон нужен. Фронтовики многие пьют. Я им не судья.

– Спасибо за чай, – собирая со стола на поднос, сказала официантка. – Денег не надо, – остановила она адъютанта Василия.

– А кем отец был в Севастополе? – спросил Иван Иванович.

– Капитаном третьего ранга.

– Как я, майором, – усмехнулся генерал.

– А вы в Севастополе воевали? – удивился адъютант. Его удивление было так искренне, что генерал порадовался: «А он обо мне действительно мало знает».

– Майор, это, наверное, батальоном командовали?

– Да. Штурмовым батальоном морской пехоты.

– Ого! – сказал Вася, понимавший, что к чему, и посмотрел на своего шефа пусть и с хмельком, но с нескрываемым восторгом.

– Вечером чай будете? – спросила Маша, обращаясь одновременно к обоим пассажирам.

– А вы с нами попьете? – вполне нейтральным голосом, без заигрывания спросил генерал.

– Может быть, – улыбнулась девушка, – тогда до вечера.

– До вечера, – радостно сказал Вася, а его сияющие зеленые глаза говорили еще больше… Ой, как много они говорили и как от души!

Официантка ушла, оставив на столике бумажку со своим адресом, которую Иван Иванович тут же положил в карман висевшего на плечиках кителя.

– Всего пять, а за окном темень, – сказал Иван Иванович, – спать нельзя, голова будет болеть, если спать в это время.

Вася промолчал, а потом вдруг начал ни с того ни с сего говорить о штурме Севастополя в апреле-мае 1944 года.

– Тогда наступательной операцией наших войск командовал генерал армии Толбухин, будущий Маршал Советского Союза. Он меньше чем за два года прошел путь от генерал-майора до Маршала Советского Союза. А войсками немцев командовал генерал-полковник инженерных войск Эрвин Густав Йенеке. Он считал, что надо немедленно оставлять Крым, иначе 17-я армия, находившаяся под его командованием, будет уничтожена. Он даже начал потихоньку выводить войска к мысу Херсонес, к возможности эвакуации. За это Гитлер снял его с должности. А командовать 17-й армией стал генерал пехоты Карл Альмендигер. По одним источникам, с 1-го, а по другим – с 3 мая. Ловушка захлопнулась, 5 немецких и 7 румынских дивизий были разгромлены. 61 тысяча 600 солдат и офицеров сдались в плен.

– Слушай, Вася, откуда ты все это знаешь? Я там воевал, а и то не знаю.

– А как же! Третий Сталинский удар: Одесса – Крым. Вблизи вам не до того было, тем более по горячим следам. А я по военным вестникам, по военным архивам, по немецким источникам… Я специально немецкий выучил. Сейчас английский учу, – теперь все на английском.

– Ты что, историк?

– Не-е-т, я только мечтаю.

– С чего это вдруг у тебя такая мечта? – с искренней серьезностью в голосе спросил генерал. – Откуда?

– Не знаю. Может, потому, что сам я без роду, без племени, так хочу про Родину знать побольше и поточней. А война – это то, что всех коснулось. Наверное, так.

– Чем могу, помогу, – сказал генерал после паузы. – Ты в казарме?

– Нет, как к вам перевели, комнату дали восемь метров. Сейчас хорошо. У меня уже два шкафа, полные книг и вырезок из газет, журналов, бумажки всякие… Я все собираю.

– Интересный ты, Вася…

– А вас женщины любят, – невпопад и очень печально сказал адъютант.

– Не все. Давай я прилягу, косточки разомну. Ты тоже переодевайся и хочешь, к себе на верхотуру, хочешь, в кресле сиди.

– А мне не во что переодеваться.

– Как же так?

– Не знаю. Не сообразил, – виновато сказал Вася.

Адъютант Вася покраснел до слез, когда генерал вынул из своего чемодана хлопчатобумажный тренировочный костюм и, протягивая его подчиненному, сказал извиняющимся тоном:

– Я его дома чуть-чуть носил, но в дорогу стираный, глаженый, мой сменный. Иди, переоденься. А в Севастополе купим.

– Да нет, товарищ генерал, да как же… Нет! – смущенно бормотал Вася.

– Лейтенант Полустанкин, исполняйте!

– Есть!

Так-таки и пришлось Васе взять костюм и переодеться. А переодевшись, он невольно почувствовал себя в генеральской одежке, как минимум, полковником, забрался на верхнюю полку, улегся на спину и, глядя в низко нависающий потолок с тенями отсветов от огней какой-то маленькой железнодорожной станции, которую, едва замедляя ход, проходил поезд, думал обо всем понемножку. О том, какой хороший достался ему начальник, какая красивая и славная официантка Маня, как хорошо, что у него есть теперь своя комната в коммуналке с его двумя шкафами, набитыми книжками по военной истории и вырезками из газет и журналов. Думал Василий Полустанкин даже и о Севастополе, в который они ехали, и о немецком генерале, который хотел сохранить для своего фатерланда 17-ю армию вермахта, сберечь от неминуемой погибели десятки тысяч своих соотечественников, а поплатился за это должностью. Василий хорошо помнил Великую Отечественную войну. Когда она началась, ему было восемь лет, а когда окончилась – двенадцать, самый золотой возраст для памяти души и ума, а также всех пяти чувств. Вася с удовольствием подумал о своих драгоценных шкафах, вспомнил, как вкусно пахнут корешки книг: немножко клеем, немножко коленкором, немножко бумагой и типографской краской, а в общем, смутной надеждой на то, что когда-нибудь люди перестанут наступать на одни и те же грабли и начнут ценить свою жизнь и жизнь соседей, даже если те и говорят на других языках и придерживаются других пристрастий и нравов. Василий не сомневался, что станет военным историком. Тогда было такое время, что все нормальные люди хотели кем-то стать, заявить себя в профессии, в созидании, и на первом месте у них стояла работа, а не заработок. Хотя, справедливости ради, нельзя не заметить, что деньги тогда не играли самодовлеющей роли в жизни людей, в том числе и потому, что на них мало что можно было купить.