Том 8 - [206]

— Нет, ничего я не скажу. Ни к чему это. Сейчас это прозвучало бы нелепо. Я ничего не хотел вам сказать. Прощайте.

Она смотрела на него, в глазах ее читался испуг.

— Нет, — мягко сказала она. — И не забудьте, что надо работать. А также помните, братец Крис, что вы мой друг. Вы будете работать… Кем вы станете… чего может достичь человек за шесть лет?

Он упорно смотрел прямо перед собой; что-то в нем шевельнулось, и очертания его слабовольного рта словно бы стали тверже. Он знал: она поняла то, чего он не смог высказать. И эти ее слова насчет шести лет равносильны обещанию.

— Я буду работать, — сказал он только.

С минуту они стояли рядом. Потом, кивнув головой в направлении гостиницы, он сказал:

— Я не вернусь к ним туда. Можно? Вы дойдете одна?

Она подумала секунд десять.

— Да, — сказала она и, закусив нижнюю губу, протянула ему руку.

— До свидания, — прошептала она.

Он побелел, повернулся, посмотрел ей в глаза, нерешительно взял ее руку и вдруг, послушный внезапному порыву, поднес ее к губам. Она хотела было вырвать руку, но его пальцы только крепче сжали ее запястье. Она почувствовала прикосновение его губ, но он тотчас выпустил ее руку, отвернулся и зашагал вниз. Шагов через десять нога его попала в заячью нору, он споткнулся и чуть не упал.

Ни разу он не оглянулся назад. Она смотрела ему вслед, пока его фигура там, внизу, не стала совсем маленькой, затем, крепко сжав заложенные за спину руки, медленно пошла к Стони-Кроссу.

— А я и не знала, — шептали ее побелевшие губы, — не догадывалась. Даже сейчас… Нет, я ничего не понимаю.

26. Последние строки поэмы

Итак, рассказу нашему, дорогие читатели, пришел конец. Пусть мистер Хупдрайвер лежит в папоротниках, не будем больше за ним подглядывать и прислушиваться, ровно ли он дышит. А о том, что из всего этого получилось, что произошло по истечении шести лет и дальше, здесь не место рассказывать. Собственно говоря, мы и не можем об этом рассказать, ибо, сопоставив даты, вы быстро убедитесь, что эти годы еще впереди. Но если вы увидели, как простой приказчик, неотесанный малый и к тому же еще дурак, может вдруг дойти до осознания некоторого несовершенства нашей жизни, и в какой-то мере посочувствовали ему, — цель моя достигнута. (Если же мне не удалось ее достигнуть, да простит нам обоим небо!) Не станем мы следовать и за безрассудной юной дамой его сердца в Сэрбитон, где ей предстоит снова сражаться против объединенных усилий Уиджери и миссис Милтон. Ибо, как она вскоре услышит, этот преданный поклонник получил свою награду. Давайте посочувствуем ей тоже.

Описание конца этого великого отпуска — а осталось еще пять дней — тоже лежит за пределами нашего повествования. Можете представить себе тощую, одинокую фигуру в пыльном коричневом костюме, пестрых носках и коричневых ботинках, не предназначенных для езды на велосипеде, мчащуюся в направлении Лондона через Хемпшир и Беркшир и Сэррей. Человек этот в дороге экономен по многим основательным причинам. День за днем продвигается он, и с каждым днем чуточку дальше, на северо-восток. У этого человека узкие плечи, загорелый и обветренный нос и смуглые, с покрасневшими суставами руки. Вы заметите, что лицо его хранит задумчивое выражение. Время от времени он беззвучно посвистывает, а порой громко восклицает: «А все-таки чертовски здорово все получилось!», — но порой, по-моему, слишком часто он выглядит раздраженным и отчаявшимся.

— Я знаю, — говорит он, — знаю, что все кончено. Куда мне! Разве ты мужчина, Хупдрайвер? Посмотри на свои дурацкие руки! О господи! — И, охваченный внезапной яростью, он какое-то время мчится во весь дух.

А потом лицо его снова проясняется. «Даже если я ее не увижу, — думает он, — она ведь обещала прислать мне книги». И мысль эта приносит ему некоторое облегчение. Потом приходит другая мысль: «Книги?! Ну что значат книги?» А иной раз воспоминания о пережитых приключениях оживляют его взор.

— А все-таки я сорвал его игру, — произносит он вслух. — Сорвал!

В такие минуты его можно даже назвать счастливым. Но бывают у него и минуты сомнений.

— А что, если человек будет стараться изо всех сил, что это ему даст?

Словом, в уме у этого человека царит полный хаос, и одному небу известно, что из всего этого получится. Слишком много в голове у него теснится всяких дум, а потому он больше не позирует и лишь редко заговаривает с теми, кто встречается ему на пути. Машина его, заметьте, выкрашена серой эмалевой краской и снабжена звучным звонком.

Человек этот проезжает через Бейзингсток, Бэгшот, Стейнз, Хэмптон и Ричмонд. И наконец на Главной улице Путни, освещенной последними лучами теплого августовского солнца, в толпе учеников, деловито запирающих лавки, девушек-мастериц, возвращающихся после работы домой, служащих, покидающих свои конторы, среди белых автобусов, везущих запоздалых клерков и дельцов из Сити домой обедать, мы прощаемся с нашим героем. Он вернулся к себе. Завтра надо рано вставать, вытирать пыль, заниматься все той же обыденщиной, начинать все сначала, с той лишь разницей, что теперь появились чудесные воспоминания и еще более чудесные мечты, а на смену противоречивым желаниям пришли честолюбивые планы.