Том 8. Проза, незавершенное 1841-1856 - [16]

Все обратились к нему с большим почтением.

— А, батюшка Кондрат Гаврилыч, наше глубочайшее…

— Здравствуйте, здравствуйте, что скажете новенького?

— Где нам знать что-нибудь… Вот разве вы что скажете…

— Скажу, скажу…

— Совсем забыли нас… Где так долго вас бог носил?

— Да так, — отвечал Кондрат, с важностию расхаживая по комнате, — случайно встретился с одним приятелем, сослуживцем; он меня зазвал к себе, угостил шампанским; вот я у него и замешкался…

Предание говорит иначе: Кондрат, — не отставной штаб-ротмистр, а выгнанный из службы копиист, — набрав несколько гривен, по обыкновению зашел под вечер в харчевню, где и оставил их все сполна.

Вышед из храма веселья, он почувствовал, что ноги отказываются служить ему, сел на первую случившуюся скамейку, заснул и проспал на ней до полуночи…

Нищие обомлели от удивления, неизвестно, притворного или искреннего, небритый дворянин еще с большей важностию продолжал ходить по комнате…

— Что, — сказал он, чуть не наступив на знакомую уже нам старушку в драдедамовом салопе, — образумилась ли, припасла ли мне целковый за «аттестат»? Такой напишу, что, кому ни покажи, все расплачутся, расчувствуются… А ты только не зевай; меньше гривенника дадут, так обижайся… я, мол, благородная: вот аттестат!

— И, батюшка, где мне взять целковый; велико дело целковый! — отвечала старуха, тяжко вздыхая.

— Ну так вечно будешь сбирать по грошу, вечно будешь без аттестата.

Старуха посмотрела с какою-то надеждою на дремлющего героя нашего, как бы говоря взором: «Авось!» В то же время и Кондрат заметил его и обратился к нищим с расспросами, кто он и как попал сюда. Никита рассказал ему, что знал…

— А, надо познакомиться! Должно быть, чиновник! По крайней мере теперь есть приличная для меня компания.

Небритый дворянин приосанился, подошел к Климу и сказал с важностию, протягивая руку:

— Честь имею рекомендоваться: отставной штаб-ротмистр Кондрат Гаврилыч Гаврилов…

Клим, утомленный тревогами дня, был погружен в какую-то лихорадочную дремоту, похожую на бесчувствие или совершенное опьянение… Он поднял голову, открыл глаза, мутно, безвыразительно оглянулся кругом, так же точно взглянул на небритого дворянина и опять закрыл глаза, опять опустил голову…

— Что же вы, милостивый государь, шутить, что ли, изволите? — воскликнул с неудовольствием Кондрат. — Благородный человек вам делает честь своим знакомством…

— Оставьте его, — перебил Никита, — он болен, да и устал, сердечный; спать хочет…

— А, так бы и говорил. А то я не разучился еще владеть саблей, особенно где дело идет о чести…

«Где бы его положить?» — думал между тем Никита.

— Федька, — сказал он, — уступи ему место: ты помоложе.

— Как бы не так! — отвечал впросоньях толстый мальчишка, к которому относились слова старика. — Я такую же долю плачу… Вон на полатях просторно: пусть спит вместе с покойником!

Кого ни просил добрый Никита, все отвечали почти то же…

Старушка в драдедамовом салопе вскочила с живостью, наскоро постлала постель в углу, который принадлежал ей по праву найма, подбежала к Климу и сказала:

— Ложитесь, батюшка, постелька готова, не побрезгуйте…

Клим лег, не раздеваясь, на жесткие «нары», покрытые рогожей и лохмотьями…

— Спи, голубчик! — проговорила старуха крестясь и пошла на полати в компанию покойника…

Кондрат подсел к столу и принялся пить вино, говоря, что ему хочется узнать, каков вкус в сивухе после шампанского.

— Ну что, каков?

— Хорош… Налей-ка еще…

— Изволь… А что же ты обещал сказать?

— Завтра похороны! — произнес небритый дворянин торжественно.

— Похороны! похороны! — повторилось во всех концах комнаты; даже спящих разбудило это магическое слово… Похороны для нищих то же, что свадьба для жениха, влюбленного в свою невесту, запутанное дело для взяточника, страсбургский пирог для обжоры… Тут их кормят, поят на убой да, кроме того, дают еще деньги…

— Где, где? — раздалось со всех сторон. Торжествующий дворянин назвал улицу и описал приметы дома.

— Богатые? богатые? — закричали нищие…

— Такая крышка стоит у ворот, что одна тысячи рублен стоит!

— Знатно! знатно! Будет пожива!

— Я нарочно спросил: говорят, генерал умер… Будет обед нам, вино и выдача…

Чужое горе водворило веселье в грязном пристанище рыцарей медной монеты. Все с удовольствием думали о предстоящем дне я заснули спокойно… Позже всех улеглась собеседники, окружавшие белый стол: на радостях они выпили еще по нескольку стаканов вина, которое развязало их языки до пределов возможности.

К «артельной квартире» принадлежал и мезонин, состоящий из одной низенькой комнаты, которая не была занята. Читатель помнит, что добрый Никита предложил ее Климу еще на улице при встрече с ним. Клима, полубольного, оглушенного шумной оргией пирующей братии, на другой день перенесли вверх. Там он пролежал в пос-теле два дня, в продолжение которых старушка в драдедамовом салопе неусыпно пеклась об нем. Когда Климу стало легче, он тотчас отправился к хозяину своей прежней квартиры. Угрозами ему удалось вытребовать от него портрет благодетеля и шкатулку, в которой были письма, краски и несколько дорогих безделок, единственных памятников его благодетеля. Только драгоценного образа не мог он возвратить: хозяин объявил, что денег, вырученных от продажи вещей, недостало на уплату за квартиру, а потому образ он удержит у себя, пока ему не будет доплачена недостающая сумма. Уступая крайней необходимости, Клим продал свои дорогие безделки и тем обеспечил на несколько дней свою квартиру… Он умел довольно хорошо рисовать, и это доставило ему средство к существованию. Старушка в драдедамовом салопе по целым суткам стояла на Невском проспекте, держа в руках его картинки: иногда какой-нибудь прохожий, как бы по внушению свыше, останавливался, разглядывал их и давал ей за товар ее несколько серебряных монет. Тогда с радостным лицом бежала старушка домой, благословляя доброго покупщика… Клим предлагал ей половину выручки, но она почти всегда отказывалась, говоря: