Том 7 - [44]

После каждого такого замечания Филин сразу вырастал в глазах Киппса; оказывается, он не только знаток какого-то Вагнера или Варгнера, брат особы, представившей картину на выставку в Королевской академии художеств, для которого культура вовсе не книга за семью печатями, но человек, причастный к тем великолепным «высшим сферам», где держат мужскую прислугу, обладают громкими титулами, переодеваются к обеду, за каждой едой пьют вино — да не какое-нибудь, а по три шиллинга шесть пенсов бутылка, — и с легкостью следуют по лабиринту правил хорошего тона, а что может быть труднее?

Филин откинулся в кресле и с наслаждением курил, распространяя вокруг себя восхитительную атмосферу savoir faire[3]; Киппс же сидел, напряженно выпрямившись, уставив локти на ручки кресла и слегка склонив голову набок. Маленький, жалкий, он чувствовал себя в этом доме еще меньше и ничтожней. Но беседа с Филином была чрезвычайно интересна и волновала его. И скоро, оставив самые общие темы, они перешли к более важным — личным. Филин говорил о людях, которые преуспели, и о тех, что не преуспели; о тех, кто живет разносторонней жизнью, и о тех, кто этого не делает; и тут он заговорил о самом Киппсе.

— Вы теперь будете весело проводить время, — вдруг сказал он, выставив напоказ все зубы, как на рекламе дантиста.

— Кто его знает, — ответил Киппс.

— Конечно, поначалу и промахов не избежать.

— То-то и оно.

Филин закурил новую сигарету.

— Поневоле, знаете, любопытствуешь, чем же вы намерены заняться, — заметил он. — Естественно… Молодой человек с характером… неожиданно разбогател… конечно, его подстерегают разные соблазны.

— Да, мне надо быть поосторожнее, — сказал Киппс. — Старина Бин меня с самого начала предупреждал.

Филин заговорил о всяческих ловушках — как опасно держать пари, попасть в дурную компанию…

— Да-да, — соглашался Киппс, — знаю.

— А возьмите Сомнение, — продолжал Филин. — Я знаю одного юношу… он адвокат… приятной наружности, очень способный. И однако, представьте, настроен весьма скептически… Самый настоящий скептик.

— Господи! — воскликнул Киппс. — Неужто безбожник?

— Боюсь, что да, — сказал Филин. — Но, право же, вы знаете, на редкость приятный юноша… такой способный! Но весь проникнут этими ужасающими новыми веяниями. Так циничен! Весь этот вздор насчет сверхчеловека… Ницше и тому подобное… Хотел бы я ему помочь.

— Да-а, — протянул Киппс и стряхнул пепел с сигареты. — Я знаю одного малого… он раньше служил у нас в магазине… Все-то у него насмешки… А потом бросил место.

Он помолчал.

— И рекомендации у хозяина не взял… — скорбно прибавил Киппс, словно повествуя о величайшей нравственной трагедии. И, немного помолчав, докончил; — Вступил в армию.

— Да-а! — протянул Филин и задумался. Потом прибавил: — И ведь обычно на дурной путь вступают как раз самые решительные юноши, самые симпатичные.

— А все соблазн, — заметил Киппс. Он взглянул на Филина, нагнулся вперед и стряхнул пепел за внушительную каминную решетку. — То-то и оно, — оказал он, — оглянуться не успеешь, хвать — и поддался соблазну.

— Современная жизнь… как бы это определить… так сложна, — сказал Филин. — Не у всякого хватает силы устоять. Половина юношей, которые вступают на дурной путь, по натуре совсем не так плохи.

— То-то и оно, — подтвердил Киппс.

— Все зависит от того, с кем человек общается.

— Вот-вот, — соглашался Киппс.

Он задумался.

— Я познакомился тут с одним, — сказал он. — Он артист. Пьески сочиняет. Умный парень. Но… — Киппс покачал головой, что должно было означать суровое осуждение нравственной позиции нового знакомца. — Конечно, зато он много чего повидал в жизни, — прибавил он.

Филин сделал вид, что понял все тонкие намеки собеседника.

— А стоит ли оно того? — спросил он.

— Вот то-то и есть, — ответил Киппс.

И решил высказаться определеннее.

— Сперва болтаешь о том о сем. Потом начинается: «Выпейте рюмочку!» Старик Мафусаил, три звездочки… И оглянуться не успеешь — готово дело. Я напивался, — сказал он тоном глубочайшего смирения и прибавил: — Да еще сколько раз!

— Ай-я-яй, — сказал Филин.

— Десятки раз, — сказал Киппс с печальной улыбкой и прибавил: — В последнее время.

У него разыгралось воображение.

— Одно за другое цепляется. Глядишь, карты, женщины…

— Да-да, — сказал Филин. — Понимаю.

Киппс уставился в камин и слегка покраснел. И вспомнил фразу, недавно услышанную от Читтерлоу.

— Не годится болтать лишнее, — сказал он.

— Ну, понятно, — согласился Филин.

Киппс доверительно заглянул ему в лицо.

— Когда денег в обрез — и то опасно идти по этой дорожке, — сказал он. — А уж при больших деньгах… — И он поднял брови. — Видать, надо мне остепениться, иначе в разврате погрязнешь и без гроша останешься.

— Иначе вам нельзя, — сказал Филин и от озабоченности даже вытянул губы, точно свистнуть собрался.

— Иначе нельзя, — повторил Киппс и снопа, подняв брови, медленно покачал головой. Потом посмотрел на свою сигарету и бросил ее в камин. Что ж, вот он и ведет светскую беседу и не ударил лицом в грязь.

Киппс никогда не умел лгать. И он первый нарушил молчание.

— Не то чтоб я уж совсем отпетый или уж вовсе пьяница. Ну, голова поболела, и всего-то раза три-четыре. Но все-таки…