Том 7. Невольничий караван - [10]

Это оскорбление привело в ярость и второго джелаби, который запальчиво возразил:

— Что ты можешь знать о моей родословной! Вспомни, как звучит мое имя и как твое!

И, обращаясь к чужеземцу, он продолжал:

— Господин, позволь, я расскажу тебе, кто я такой. Меня зовут Хаджи Али бен Хаджи Исхак аль-Фарези ибн Хаджи Отайба Абуласкар бен Хаджи Марван Омар аль-Сандези Хафиз Якуб Абдулла аль-Санджаки.

Каждый араб придает своему происхождению очень большое значение и считает, что чем длиннее у него имя, тем больше он имеет оснований собой гордиться. Поэтому, представляясь, он не поленится назвать вам все свои имена вплоть до четвертого колена и будет страшно оскорблен, если ваше лицо не изобразит при этом достаточно почтительного выражения.

Завершив, наконец, свою тираду, Хаджи Али вопросительно уставился на чужеземца, ожидая, что тот скажет по поводу его славного имени.

— Итак, тебя зовут Хаджи Али? — спросил Отец Четырех Глаз. — Твой отец, стало быть, звался Хаджи Исхак аль-Фарези?

— Да. Разве ты его знал?

— Нет. А твоего деда звали Хаджи Отайба Абуласкар?

— Да, это так. Может быть, он тебе знаком?

— Тоже нет. А прадеда твоего звали Хаджи Марван Омар аль-Сандези?

— И это верно. Ну, о нем ты, по крайней мере, должен был слышать!

— К сожалению, и он мне неизвестен. И, наконец, твой прадед был правнуком Якуба Абдуллы аль-Санджаки, того самого знаменосца?

— Да, он нес санджак[34] Пророка в бою.

— Это имя я, разумеется, слышал. Якуб Абдулла был, должно быть, храбрым воином.

— Он был героем, о котором до сих пор слагают песни, — гордо подтвердил Али.

— Но он не был твоим предком, — уколол его первый джелаби, — ты незаконно присвоил его имя себе.

— Перестань меня все время в этом обвинять! — взвился Али. — Я все же лучше тебя знаю, от кого я происхожу!

— И так же незаконно ты зовешься Хаджи Али, — невозмутимо продолжал его товарищ, — ибо тот, кто называет себя Хаджи, должен был совершить паломничество в Мекку. А ты там никогда и не был!

— Может, ты был?

— Нет. Я этого не говорю, потому что я не привык лгать.

— Ты и не мог бы этим похвалиться, потому что ты христианин, а христианам посещение Мекки запрещено под страхом смерти!

— Что? Ты христианин? — в изумлении спросил чужеземец первою джелаби.

— Да, господин, — отвечал тот, — я не скрываю этого, так как грешно отрекаться от своей веры. Разумеется, я христианин и останусь им до самой смерти!

До сих пор Отец Четырех Глаз с нескрываемым удовольствием наблюдал за уморительной перепалкой торговцев, готовых, казалось, вцепиться друг другу в волосы. Но теперь его лицо стало вдруг серьезным, и глубокое чувство прозвучало в его голосе, когда он сказал:

— И в этом ты совершенно прав. Ни один христианин ни при каких обстоятельствах не должен скрывать свою веру. Этот грех против Святого Духа не заслуживает прощения — говорится в Китаб-аль-мукаддас[35].

— Грех против Святого Духа? — удивленно переспросил джелаби. — Ты слышал об этом?

— Конечно.

— Может быть, ты знаешь и Священное писание?

— Немного, — улыбнулся чужеземец.

— И ты, мусульманин, советуешь мне не отступать от моей веры?

— Я вовсе не мусульманин, а такой же христианин, как и ты!

— Тоже христианин? Должно быть, коптский?[36]

— Нет.

— Но тогда кто же ты? Я всегда считал, что бени-хомр не может быть христианином.

— Я не хомр, и вообще не араб, и даже не житель Востока, я приехал из Европы.

— Боже мой, возможно ли?! — в необычайном волнении вскричал человечек, — ведь я тоже, я тоже европеец!

— В какой стране ты жил?

— В Венгрии. Я мадьяр. Я…

— Об этом позже, — прервал его собеседник. — Дело в том, что мои спутники ушли слишком далеко от нас, а у меня есть все основания не доверять им. Поэтому мне хотелось бы как можно скорее их догнать. Но прежде скажи мне: теперь, когда ты узнал, что я тоже европеец, ты готов быть на стоянке рядом?

— Охотно, от всего сердца! Какая радость, какое блаженство встретить тебя здесь! Наконец-то мне будет с кем поговорить о родине! Давайте поторопим наших животных, чтобы быстрее догнать хомров и добраться до источника!

Они поехали вперед со всей быстротой, на какую были способны ослы, а эти последние бежали очень хорошо. В южных областях ослы имеют очень мало общего со своими европейскими собратьями. Египетский осел может на протяжении многих часов нестись галопом с каким-нибудь толстяком на спине так легко, как будто и нет никакого груза. Поэтому не прошло и пятнадцати минут, как маленький караван поравнялся с арабами. Хомры не сказали джелаби ни слова и даже не сделали намек на приветствие. Присутствие этих проклятых торговцев рушило все их планы, так как теперь им нечего было и думать о том, чтобы застрелить чужеземца.

Теперь путники ехали шагом в полном молчании. Даже словоохотливый венгр не делал попыток заговорить с Отцом Четырех Глаз: для этого ему пришлось бы сильно задирать голову к сидевшему на высоком хеджине чужеземцу.

Взошли экваториальные созвездия, почти такие же яркие, как Луна, которая сейчас находилась в фазе затмения.

Через некоторое время впереди неожиданно показался холм, как будто вырос из-под земли. Мерцание звезд придавало ему немного таинственный, призрачный вид.