Том 7. Лавка древностей - [32]

Этот таинственный человек без всякой передышки промчался во весь опор по лабиринту узких улочек и переулков и, наконец, завернул в маленький квадратный двор, мощенный булыжником. Здесь он сразу сбавил ходу, подошел к небольшому домику, в окне которого горел свет, поднял щеколду на двери и распахнул ее.

— О господи! — Таким возгласом его встретила женщина, бывшая в комнате.— Кто там? Ты, Кит?

— Да, мама, это я.

— Что же ты какой усталый, сынок?

— Хозяин никуда сегодня не пошел,— сказал Кит,— а она даже не выглянула в окошко.— И с этими словами он, грустный, расстроенный, сел к очагу.

Комната, в которой сидел приунывший Кит, была обставлена очень просто, даже бедно, и если бы не чистота и порядок, всегда в какой-то степени способствующие уюту, она показалась бы совсем убогой. Стрелки голландских часов близились к полуночи, но, несмотря на позднее время, мать Кита все еще стояла, бедняжка, у стола и гладила белье. В колыбели у очага спал младенец, а мальчуган лет трех, в чепчике на самой макушке и в куцей ночной рубашонке, таращил большие круглые глаза поверх края бельевой корзины, куда его пересадили из кровати, и, судя по его бодрому виду, спать не собирался, что сулило в самом недалеком будущем весьма заманчивые перспективы для его ближайших родственников и знакомых. Чудная это была семейка: мать, Кит и двое ребятишек — все, от мала до велика, на одно лицо.

Кит собирался пребывать в дурном расположении духа (увы! это случается даже с лучшими из нас), но, посмотрев на крепко спящего малыша и переведя с него взгляд сначала на среднего братца в бельевой корзине, потом на мать, которая без единой жалобы трудилась с раннего утра, счел за благо подобреть и развеселиться. Он качнул ногой колыбель, скорчил рожу бунтарю в бельевой корзине, приведя его в неописуемый восторг, после чего окончательно убедился, что молчать и хмуриться не стоит.

— Эх, мама! — сказал Кит, вынув из кармана складной нож и набрасываясь на большой ломоть хлеба с мясом, который мать приготовила ему с раннего вечера.— Сокровище ты у нас, вот что! Таких на белом свете — раз, два, и обчелся!

— А я надеюсь, что и получше меня есть,— сказала миссис Набблс,— по крайней мере должны быть. Так нас проповедник учит в нашей молельне.

— А что он понимает! — фыркнул Кит.— Пусть сначала овдовеет, да поработает с твое за гроши, да попробует при этом носа не вешать,— вот тогда мы его спросим, каково это, и каждому его слову поверим.

— Да-а…— уклончиво протянула миссис Набблс.— Вон твое пиво, Кит, я его к решетке поставила.

— Вижу,— сказал он, беря кружку.— За ваше здоровье, матушка, и за здоровье проповедника, если вам так угодно! Ладно уж! Я против него злобы не таю.

— Так ты говоришь, твой хозяин никуда сегодня не пошел? — спросила миссис Набблс.

— Да, к несчастью, никуда не пошел,— сказал Кит.

— А по-моему, к счастью,— возразила его мать.— Значит, мисс Нелли не придется быть одной всю ночь.

— Правильно! — спохватился Кит.— У меня это из головы вон. Я говорю «к несчастью», потому что дежурил там с восьми часов, а ее так и не увидал.

— А вот любопытно, что сказала бы мисс Нелли,— воскликнула миссис Набблс, отставляя утюг в сторону и поворачиваясь лицом к сыну,— что бы она сказала, если б узнала вдруг, что каждую ночь, когда она, бедняжка, сидит одна-одинешенька у окна, ты сторожишь на улице, как бы с ней чего не случилось; и ведь на ногах еле стоишь от усталости, а не сойдешь с места, пока не удостоверишься, что все спокойно и она пошла спать.

— Ну, вот еще! — буркнул Кит, и на его неказистой физиономии появилось нечто вроде румянца.— Никогда она этого не узнает и, следовательно, никогда ничего не скажет.

Минуты две миссис Набблс молча гладила белье, потом подошла к огню за горячим утюгом, смахнула с него пыль тряпкой, провела им по доске и украдкой посмотрела на Кита. Она бесстрашно поднесла утюг чуть ли не к самой щеке, чтобы испробовать, горячий ли, оглянулась с улыбкой и вдруг заявила:

— Кит! А я знаю, что сказали бы люди, если бы…

— Ерунда! — перебил ее Кит, предчувствовавший, к чему она клонит.

— Нет, правда, сынок! Люди сказали бы, что ты в нее влюбился! Так прямо и сказали бы!

В ответ на это Кит смущенно пробормотал: «Да ну тебя!» — и судорожно задвигал руками и ногами, сопровождая эти жесты не менее судорожной мимикой. Но так как средства эти не принесли ему желанного облегчения, он набил рот хлебом с мясом, быстро глотнул пива и тем самым вызвал у себя приступ удушья, что временно увело разговор от щекотливой темы.

— Нет, в самом деле, Кит! — снова начала его мать.— Я, конечно, пошутила,— хорошо, что ты так делаешь и никому в этом не признаешься. Но когда-нибудь она, даст бог, все узнает и будет очень тронута и благодарна тебе. Какая жестокость держать ребенка взаперти! Ничего удивительного, что старый джентльмен скрывает от тебя свои ночные отлучки.

— Господь с тобой! Ему и в голову не приходит, что это жестоко! — воскликнул Кит.— Разве он стал бы так делать? Да ни за какие сокровища в мире! Нет, нет! Уж я-то его знаю!

— Тогда зачем же он так поступает и зачем таится от тебя? — спросила миссис Набблс.