Том 7. Лавка древностей - [31]

— Ни разу! — простонал старик.— Все проиграно!

— А я думал,— с издевательской усмешкой продолжал карлик,— что если играть упорно, так в конце концов будешь в выигрыше или по крайней мере не продуешься в пух и прах.

— Это истина! — вне себя от волнения воскликнул старик, сразу воспрянув духом.— Незыблемая истина! Я сразу же это почувствовал, я знаю, что так бывает, и сейчас верю в это всей душой! Квилп, три ночи подряд мне снится один и тот же сон: будто я выиграл, и выигрыш каждый раз один и тот же. А раньше таких снов не было, как я ни призывал их к себе! Не оставляйте меня, когда счастье так близко! Вы единственное мое прибежище! Помогите мне, не губите этой последней надежды!

Карлик пожал плечами и покачал головой.

— Квилп! Добрый, благородный Квилп! Вот посмотрите! — Старик дрожащей рукой вынул из кармана какие-то бумажки и схватил карлика за плечо.— Вы только взгляните! Эти цифры — плод сложнейших расчетов и долгого, нелегкого опыта. Я должен выиграть, Квилп. Только помогите мне, дайте хоть немного денег, фунтов сорок, не больше!

— Последний раз вы заняли семьдесят,— сказал карлик.— И спустили все за одну ночь.

— Да, да! В ту ночь мне особенно не везло, и тогда время еще не приспело! Квилп, подумайте,— говорил старик, и бумажки дрожали у него в руках, точно на ветру,— подумайте о сиротке! Будь я один, я с радостью принял бы смерть; может, даже поторопил бы судьбу, которая так неровно распределяет свои дары, приходит к гордецам и счастливцам и сторонится убогих, тех, кто в отчаянии призывает ее. Но я пекусь о своей сиротке. Помогите мне ради Нелли, умоляю вас! Только ради Нелли — мне самому ничего не нужно!

— К сожалению, у меня дела в Сити,— сказал Квилп, с невозмутимым видом вынимая часы из кармана,— а то я посидел бы у вас еще с полчасика, пока вы не успокоитесь, с удовольствием посидел бы.

— Квилп, добрый Квилп! — задыхаясь, прошептал старик, удерживая карлика за полы сюртука.— Мы с вами столько раз говорили о ее несчастной матери. Может быть, с тех пор я и стал бояться, что Нелли тоже ждут лишения. Подумайте об этом и не будьте жестоки! Вы же только наживетесь на мне! Дайте денег, не лишайте меня последней надежды!

— Нет, право не могу,— с необычной для него вежливостью ответил Квилп.— Но подумайте, как это поучительно: оказывается, даже самый проницательный человек и тот может попасть впросак! Знаете, вы меня так провели своим скромным образом жизни. Никого у вас в доме нет, только Нелли…

— Я же старался скопить побольше денег! Старался умилостивить судьбу и добиться от нее щедрой награды!

— Да, теперь-то все понятно,— сказал Квилп.— Но я вот о чем говорю: вас считали богачом, и вы так меня провели своей скаредностью и уверениями, будто ваши прибыли втрое и вчетверо окупят проценты по ссудам, что я дал бы вам под расписку любую сумму, если бы не узнал ненароком вашу тайну.

— Кто же выдал ее? — в отчаянии воскликнул старик.— Ведь я был так осторожен! Кто он, этот человек, назовите его!

Хитрый карлик сообразил, что, указав на девочку, он ничего от этого не выиграет, так как тогда ему придется открыть и свою уловку, и вместо ответа спросил:

— А вы сами на кого думаете?

— Наверно, Кит, больше некому! Он выследил меня, а вы его подкупили — да?

— Как вы догадались? Да, это был Кит. Бедный Кит! — соболезнующим тоном сказал карлик.

Он дружески кивнул старику на прощанье, а выйдя на улицу, остановился и оскалил зубы в ликующей улыбке.

— Бедный Кит! — пробормотал Квилп.— Кажется, этот самый Кит и сказал, что таких страшных карликов и за деньги не увидишь? Ха-ха-ха! Бедный Кит!

И с этими словами он зашагал прочь, не переставая посмеиваться.

Глава X

Приход и уход Дэниела Квилпа не остался незамеченным. Наискось от лавки старика в тени подворотни, ведущей к одному из многих переулков, которые расходились от большой проезжей улицы, стоял некто, занявший эту позицию еще в сумерках и, по-видимому, обладающий неистощимым терпением и привычкой к долгим часам ожидания. Прислонившись к стене и почти не двигаясь часами, он покорно ждал чего-то и собирался ждать долго, сколько бы ни понадобилось.

Этот терпеливый наблюдатель не привлекал к себе внимания прохожих и столь же мало интересовался ими сам. Его глаза были прикованы к одной точке — к окну, около которого девочка сидела вечерами. Если он и отводил взгляд в сторону, то лишь на секунду, чтобы посмотреть на часы в ближней лавке, а потом с удвоенной сосредоточенностью обращал его к тому же окну.

Мы сказали, что этот некто, притаившийся в своем укромном уголке, не проявлял ни малейших признаков усталости, и так оно и было на самом деле, хотя он дежурил здесь уже не первый час. Но по мере того как шло время, этот некто начинал недоумевать и беспокоиться и поглядывал на часы все чаще и чаще, а на окно все грустнее и грустнее. Наконец ревнивые ставни скрыли от него циферблат, на колокольне пробило одиннадцать, потом четверть двенадцатого, и только тогда он убедился, что дальше ждать бесполезно.

О том, сколь огорчителен оказался такой вывод и сколь неохотно подчинился ему этот неизвестный нам человек, можно было судить по его нерешительности, по тому, как, покидая свой укромный уголок, он то и дело оглядывался через плечо и быстро возвращался назад, лишь только изменчивая игра света или негромкий стук — чистейший плод воображения — наводили его на мысль, что кто-то осторожно приподнимает створку все того же окна. Но вот, окончательно отказавшись от дальнейшего ожидания, незнакомец с места в карьер бросился бежать, точно гоня себя прочь отсюда, и даже ни разу не оглянулся на бегу, из страха, как бы не повернуть обратно.