Том 7. Изборник. Рукописные книги - [33]

Народ теснится и поёт

Слегка прикрашенные были

О ветре, звёздах, о ручье,

О вешнем упоеньи хмельном,

Да о каком-то соловье,

Совсем ненужном и бесцельном.

Ну что же, отчего не спеть!

Но повторись всё, не захочет

Никто уйти, чтобы терпеть,

Как зной томит, как дождик мочит,

Глядеть, как, бешено крутясь,

Бушует вьюга на просторах,

Глядеть на лужи и на грязь,

Скользящую на косогорах.

«Всё новое на старый лад…»

Всё новое на старый лад:

У современного поэта

В метафорический наряд

Речь стихотворная одета.

Но мне другие – не пример,

И мой устав – простой и строгий.

Мой стих – мальчишка-пионер,

Легко одетый, голоногий.

«Что дальше, всё чудесней…»

Что дальше, всё чудесней

Цветёт наш мир земной

В лесу лесною песней,

И в поле – полевой.

Земля не оскудела,

Кропя росою прах,

И творческое дело

Свершается в веках,

И песня льётся снова

На весь земной простор.

До неба голубого

Восходит звучный хор.

«Земли поколебав основы…»

Земли поколебав основы,

Восстал закованный Атлант.

Его деяния суровы,

Но прав разгневанный гигант.

Поработители! Как ложен

Безумно-яростный ваш крик!

Атлант и в бунте осторожен,

Великодушен и велик.

Благое совершая дело,

Он защищает, а не мстит,

И землю он колеблет смело,

Но труд внимательно хранит.

«День окутался туманом…»

День окутался туманом

Ржаво-серым и хмельным.

Петербург с его обманом

Весь растаял, словно дым.

Город, выросший в пустыне,

Прихоть дикого Петра,

От которого поныне

Всё не вижу я добра,

Погрузится ли он в воду,

Новым племенем забыт,

Иль желанную свободу

Всем народам возвестит?

День грядущий нам неведом,

День минувший нам постыл,

И живём мы сонным бредом

Дотлевающих могил.

Это тленье, или ропот

Набегающей волны,

Или вновь возникший опыт

Пробудившейся страны,

Что решит твой жребий тёмный,

Или славный, может быть?

Что придётся внукам вспомнить,

Что придётся позабыть?

«Спорит башня с чёрной пашней…»

Спорит башня с чёрной пашней:

«Пашня, хлеба мне давай!»

Спорит пашня с гордой башней:

«Приходи и забирай!»

Башня поиск высылает,

Панцирь звякает о бронь,

Остриё копья сверкает,

Шею гнёт дугою конь,

Пашня башне покорилась,

Треть зерна ей отдала,

А второй обсеменилась,

Третьей год весь прожила.

Шли века. Поникла башня,

И рассыпалась стена.

Шли века. Тучнеет пашня.

Согревая семена.

<Стихотворения 1926 года>

«Змея один лишь раз ужалит…»

Змея один лишь раз ужалит,

И умирает человек,

Но словом враг его не валит,

Хотя б и сердце им рассек.

О ты, убийственное слово!

Как много зла ты нам несёшь!

Как ты принять всегда готово

Под свой покров земную ложь!

То злоба, то насмешка злая,

Обид и поношений шквал, –

И, никогда не уставая,

Ты жалишь тысячами жал.

Надежды чистой обаянье

Умеешь ты огнём обжечь,

И даже самое молчанье –

Ещё несказанная речь,

И нераскрывшиеся губы

В своём безмолвии немом

Уже безжалостны и грубы,

Твоим отмечены значком.

Когда ты облечёшься лаской

Приветливых и милых чар,

Ты только пользуешься маской,

Чтоб метче нанести удар!

«Грумант покрыт стеклянной шапкой…»

Грумант покрыт стеклянной шапкой.

Под этой шапкой так тепло,

Что у девицы, очень зябкой,

Давно смущение прошло.

Что ей громады ледяные

И внешний ветер и мороз!

Ведь стёкла отразят сплошные

Разгул неистовых угроз.

Искусственное здесь сияет

Светило, грея дивный сад,

И роза здесь благоухает,

И зреет сочный виноград.

Где мирт вознёсся горделиво

На берегу прозрачных вод,

Нагие девы нестыдливо

Ведут весёлый хоровод.

Грохочут бубны и тимпаны

В руках у отроков нагих.

Но вот вином полны стаканы,

И шум веселия затих.

Настало время пожеланий.

Чего ж, однако, им желать,

Когда и льдины в океане

Уж начали истаевать!

Межатомное разложенье

Постигло только грамм один,

И началось передвиженье

И таянье последних льдин.

«Если б я был себе господином…»

Если б я был себе господином,

Разделился бы на два лица,

И предстал бы послушливым сыном

Перед строгие очи Отца.

Всё, что скрыто во мне, как стенами,

В этот час я пред ним бы открыл,

И, разгневан моими грехами,

Пусть бы волю свою Он творил.

Но одно нам доступно сознанье

Иногда, и с трудом, раздвоить.

На костры рокового пыланья

Мы не можем по воле всходить.

Если даже костёр запылает,

Боязливо бежим от огней.

Тщетно воля порою дерзает, –

Наша слабость всей силы сильней.

«Как нам Божий путь открыть?…»

Как нам Божий путь открыть?

Мы идём по всем тропинкам,

По песочкам и по глинкам,

По холмам и по долинкам,

И порой какая прыть!

Посмотри: мелькают пятки,

Икры стройные сильны,

Все движения вольны.

Мимо, ржи, и мимо, льны!

Быстро мчатся без оглядки.

На Кавказ, на Арзамас,

И на город, что поближе,

И на речку, что пониже,

Все бегут вразброд. Гляди же,

Сколько смеха и проказ!

Эти все пути людские,

Может быть, и хороши

Для земной, слепой души, –

Но, прозревший, поспеши

Отыскать пути прямые,

Те пути, что в вечный град

Нас приводят, в край далёкий,

Где стоит чертог высокий,

Где пирует Огнеокий,

Претворяя в не́ктар яд.

Если сам найти не можешь

Божьих праведных путей,

Отыщи среди людей

Одного из тех вождей,

Пред которым волю сложишь.

Для тебя он – лучший я,

Вознесённый над тобою

Не лукавою судьбою,

А твоею же душою,

Твой верховный судия.

«Сатана вошёл во фраке…»

Сатана вошёл во фраке,

В лакированных туфлях,

С золотым сияньем в лаке

От широких пряжек-блях.

Руку полную целуя

У хозяйки, в шелест лент

Кинул он, её волнуя,

Очень тонкий комплимент.