Том 7. Дядя Динамит и другие - [150]

— Дедушка?

— Хорошо, прадедушка. В общем, ты гордись, что она так старается.

— Пойду-ка я к Императрице.

— Возьми и меня. Что может быть лучше свидания со свиньей? Все врачи рекомендуют. Только смотри, Сэнди рассердится, что ты не отвечаешь на письма.

— Я не позволю каким-то секретаршам… — гордо начал граф, но Галли его перебил, чтобы рассказать про одну особу, которая твердила: «Не позволю». Лорд Эмсворт не слушал. Шли они по цветущей поляне, за которой жила свинья, и почти подошли к ее обиталищу, когда их кто-то окликнул. Обернувшись, они увидели высокого тощего человека. Галли узнал в нем Типтона Плимсола, граф — не узнал.

— Когда приехали? — радушно спросил Галли. Типтон нравился ему и настолько, что если бы клуб «Пеликан» был жив, он бы ввел его туда без колебаний.

— Здравствуйте, мистер Трипвуд, — ответил Типтон. — Только что. Здравствуйте, лорд Эмсворт. Вы не знаете, где Ви?

— А кто это… — начал граф.

— В Лондоне, — сказал Галли.

— Ах ты, черт! Когда вернется?

— Не знаю. Насколько я понял, покупает приданое, это долгое дело. Ничего, зато я — здесь. Как доехали?

— Прекрасно, спасибо.

— Вид у вас блестящий. Как дела?

— Спасибо, прекрасно.

Лорд Эмсворт подивился мужеству американца. Как-то на здешнем вечере викарий читал интересные стихи: «Ту-ру-ру-ру-ру-ру, мой сын, ты будешь человеком». Киплинг, что ли. Как раз про Типтона.

— Пирога поели? — спросил он.

— Одумайся, Кларенс, — сказал Галли. — Ты что-то спутал.

— Ничего я не спутал, — обиделся граф. — Мы говорили по телефону, и Типтон собирался есть пирог.

— А, помню! — воскликнул миллионер. — Я вам должен двадцать долларов.

— Ну что вы, не надо!

— Придем в замок, выпишу чек. Лорд Эмсворт совсем всполошился.

— Нет-нет-нет-нет! Я богатый! Понимаешь, — объяснил он Галли. — Типтон разорился.

Галли это огорчило. Он знал, как смотрит сестра на неимущих женихов.

— Как же это вы… — начал он, но миллионер засмеялся.

— Ах ты, Господи! Лорд Эмсворт не понял. Мне нужно было выкупить себя и приятеля. Кто-то спер бумажник, а нас посадили.

Галли снова ощутил, что именно такой человек подошел бы «Пеликану».

— Посадили?

— Вот именно.

— Беспорядки в общественных местах?

— Они самые.

Галли затопила тоска о прошлом.

— Сколько раз меня за них сажали! — почти пропел он. — Помню, однажды…

Историю, без сомнения — поучительную, кончить не удалось, ибо перед ними появилась Моника Симмонс.

— Добро пожаловать, лорд Эмсворт! — зычно крикнула она. — Хорошо вернуться? Дом — это дом! Как вам наша свинка-спинка?

— Прекрасно, — отвечал граф, — прекрасно, прекрасно, прекрасно.

Говорил он с истинным пылом. Когда-то и он, и Галли сомневались в божественной свинарке, когда-то — но не теперь. Да, им казалась фамильярной ее манера говорить о трехкратной медалистке, но те времена миновали. Моника Симмонс доказала, что достойна прославленной свиньи. Следующие же фразы свидетельствовали об этом.

— Только вот, — спросила Моника, — кто тут шныряет? Такой сопляк, лицо — вроде сливы, по которой проехал автобус.

Лорд Эмсворт растерялся, но Галли мгновенно сообразил, что описание как нельзя лучше подходит к юному Хаксли, сыну Дафны Уинкворт. Удивительная точность в выборе слов!

— Шныряет, — продолжала свинарка. — Вечно крутится у домика.

— Около нее?! — вскричал граф.

— Вчера вечером, сегодня утром. Сама видела.

— Увидите его — побейте!

— Вывожу мордой в грязи.

— А Сэнди побьет тебя, Кларенс, — вмешался Галли. — Пошли, прием окончен.

2

Оставшись вдвоем с Моникой, Типтон окинул ее придирчивым взглядом, но не нашел тех прелестей, которые пленили Уилфрида. Конечно, признал он, когда на тебя нападет бык или разбойник, она очень кстати; однако, если выбирать между браком с ней и плаванием по Ниагаре, он знал бы, что предпочесть.

Тем не менее он — одно, Уилфрид — другое. Надо за него похлопотать. Судя по рассказу, ухаживал он робко. Типтон предпочитал выложить карты на стол или, если хотите, резать правду-матку.

— Ну и свинья! — сказал он.

— Самая толстая в Англии, — гордо ответила Моника.

— Ест, наверное, будь здоров.

— Да уж, не постится. На фигуру ей начхать. Это вы женитесь на Веронике?

— Я. Меня зовут Типтон Плимсол.

— Моника Симмонс, к вашим услугам.

— Так я и думал. Уилли Олсоп про вас говорил.

— Да-а?

— Еще как! Просто пел-заливался.

Краснеть ей мешала грязь, неотъемлемая от профессии, но сквозь геологические слои Типтон разглядел что-то розовое, а массивная ступня выводила вензель на траве. Все это его подбодрило.

— Собственно, — сказал он, выкладывая карты и разрезая правду, — он вас любит, как не знаю что. Только о том и думает, чтобы вы подписывались «Моника Олсоп».

Девица такого сложения не может подпрыгнуть, как серна, но она затрепетала. Звук, похожий на звуки, издаваемые ее подопечной, слетел с уст, глаза уподобились мячам для гольфа.

— Н-не верю! — хрипло и тихо выговорила она.

— А что такого?

— Он гораздо выше меня.

— Но субтильнее.

— Духовно. Он очень тонкий.

— Ничего, он хороший парень. Пьет — приятно смотреть, но дело не в этом. Есть у него шансы? Что бы вы ему ответили — «Да» или «Пошел отсюда, гад!»?

Моника вспыхнула под грязью.

— Он не гад!

— Он себя так описал. «Она, — говорит, — богиня, а я — гад.». Значит, шансы есть?