Том 7. Дядя Динамит и другие - [149]

Преступника он вскоре настиг. Сэм понял, что ему не угнаться за тем, первым велосипедистом, и теперь стоял посреди шоссе, произнося беззвучную речь, которая, если бы ее озвучить, не прошла бы цензуры.

Радость угасла. Пять минут назад он мог бы по праву участвовать в диккенсовском романе, сейчас — ненавидел род человеческий. Когда к нему подкатил констебль, он подумал, что в жизни не видал такой мерзкой рожи. Действительно, лицо у Ивенса стало как бы гранитным, глаза неприятно блестели. Путешественник по Востоку поразился бы, как похож он на тигра, подкрадывающегося к добыче.

— Хо! — сказал он.

Ответить на это надо бы тоже «Хо!», но Сэм был слишком занят. Глядя на Ивенса, он гадал, чего тот к нему лезет.

— Что такое?

— Где часы? — отвечал полицейский.

— Какие?

— Такие.

И полицейский вынул их за цепочку из его кармана. Сэм смотрел на него, как смотрит ребенок на фокусника, извлекшего из чужого цилиндра двух кроликов или аквариум.

— Господи! — сказал он. — Это часы того толстяка.

— Верно.

— Захватил случайно.

Констебль редко смеялся; даже сержантов анекдот вызвал у него лишь улыбку. Однако сейчас он фыркнул, потом — ухмыльнулся. Другой сказал бы: «Неужели?». Он сказал: «Хо!». Сэм понял, что нужно объясниться.

— Понимаете, — начал он, — девица их мне показывала, я увидел… одного человека и выбежал на шоссе.

— С часами вместе!

— Нечаянно сунул их в карман.

— Хо-хо!

Угрызения совести немного отрезвили Сэма. Он все еще полагал, что без людей — как-то лучше, но ему было стыдно, что он обидел хорошего человека.

— Я их верну.

— Нет, я их верну.

— Вы? Спасибо большое. Посмеетесь вместе с ним.

— Хо!

Междометие это усугубило неприязнь к служителю закона.

— Вы все время говорите «Хо»? — осведомился Сэм.

— Хо! — отвечал констебль. — Нет, иногда я говорю «Идемте за мной».

С этими словами он положил Сэму на плечо тяжелую руку.

Она и сыграла роль последней соломинки. С прытью, которая поразила бы самого Павлова, Сэм дернулся и нанес констеблю могучий удар в глаз. Констебль зашатался, задел ногой за камень и рухнул. Сэм вскочил на велосипед и унесся вдаль со скоростью, которую не превзошел и Бидж в далекой юности. Если бы сорок лет назад Сэму довелось жить на свете, и он бы пел в том же хоре, и голос у него не сломался до Крещения, они бы вступили в спор, и он победил бы.

3

Если, похитив велосипед, вы едете по шоссе, проходящему через Маркет Бландинг, вы доедете вскоре до деревушки, ютящейся у ворот замка. Состоит она из пяти домиков, церкви, викариата, лавки, пруда, уток, бензоколонки и кабачка «Голубой боров». Около этого заведения и кончился путь велосипеда, на котором ехал Сэм.

Он спешился, догадавшись, что лучше освободиться от скакуна, прислонил его к какой-то изгороди и вошел в кабачок, где стал размышлять о своей судьбе.

Положение, как говорится, было отчаянным. Перечисляя свои проступки — две кражи, нанесение увечий, бегство и т. п., — он чувствовал, что еще хорошо, если обойдется пожизненным заключением.

Что делать, он придумать не мог. Тут требовалась истинная мудрость и как можно скорее. Он спросил почтовой бумаги.

— Может тут кто-нибудь отнести письмо в замок? — спросил он хозяина, и тот ответил:

— Да, мой Гарри отнесет.

— Дам шиллинг, — сказал Сэм.

Он не был богат, а шиллинг — это шиллинг, но мудрый совет стоит больше.

Глава 6

1

Сон и коктейль развеяли усталость, которую испытывал Галли вчера, после долгого пути. Укрепив телесные силы табаком и алкоголем, он быстро приходил в себя.

Сэм позвонил из Маркет Бландинга между первым завтраком и вторым, и он совсем ободрился, а потому отправился искать Сэнди; но, когда он проходил мимо кабинета, оттуда выскочил граф. Лицо его перекосилось, пенсне металось на ветру.

— Галахад! — вскричал он. — Я не могу! Я не хочу! Я не потерплю!

— Очень рад, мой дорогой, — откликнулся Галли. — А в чем дело?

— Твоя девица! Нет, что же это такое! Хуже Бакстера! Слова эти были горьки. До сих пор лорд Эмсворт считал, что Бакстер, трудившийся ныне у одного миллионера, — единственный в своем роде.

— Хуже Лаванды!

И это поражало силой. Лаванда Бриггс, хозяйка машинописного бюро, была получше Бакстера, но не намного.

— Подкладывает письма! Так и тащит, так и тащит! Откуда, честное слово?

— Ты думаешь, от поклонниц?

— А кабинет? Ничего не найти! Воняет какой-то гадостью!

— Да, Сэнди у тебя убирала.

— Сколько можно меня мучить? — продолжал граф, трепеща от жалости к себе. — Еду в Америку, сестра как-никак выходит замуж, приезжаю, хочу отдохнуть — и что же? Тут другая сестра. Мало того, очкастая девица, которая вечно убирает!

Галли сочувственно кивнул, но выступил в защиту Сэнди.

— Понимаешь, Кларенс, она молода. Хочет все довести до совершенства.

— Меня уже довела! — с неожиданным блеском отвечал граф.

Галли снова кивнул.

— Да, вынести это трудно, — признал он, — но встань на ее место. Ей приискали работу в Бландинге. «Неужели в том самом, где живет лорд Эмсворт?» — вскричала она. «Именно в том» — отвечало агентство; она задрожала. «О, Господи! Я не пожалею сил! Я послужу ему верой и правдой, чтоб мне лопнуть!». Ты пойми, в тебе она видит полубога. Легенды и песни говорили ей о тебе. Ты для нее — не то всемогущий султан, не то многомилостивый дедушка.