Том 7. Авантюристы. Морские цыгане - [148]

Осмотрев все и не найдя ничего, что указывало бы на хозяина этого жилища, флибустьер, которому успех его отважного предприятия придал смелости, захотел отворить дверь. Но сделать этого он не смог, несмотря на все свои усилия. Это сопротивление, которого он не ожидал, заинтересовало его, он стал отыскивать, что могло удерживать дверь. Тогда он заметил, что она забита гвоздями снаружи. Он подошел к окну — оно также было забито.

— Что бы это значило? — прошептал он.

В эту минуту он услышал шум шагов и с живостью обернулся, схватив ружье. Это был Филипп, который, устав ждать и беспокоясь, что Питриана так долго нет, решил пойти к нему. Питриан в двух словах рассказал ему, в чем дело. Филипп подумал с минуту, потом расхохотался.

— Решительно, Господь за нас, — сказал он весело, — теперь я понимаю все.

— Что вы понимаете? — с любопытством спросил Питриан.

— Вот в чем дело. Некоторое время тому назад нас уведомили, что на Тортуге свирепствует чума. Вероятно, все жители этого дома погибли от чумы, — я уверен, что мы найдем их трупы в каком-нибудь углу. Тогда, по испанскому обычаю, дом был наглухо забит, а на двери начертан красный крест. Итак, мы здесь у себя дома, и нечего бояться, что нам здесь помешают.

— Все это может быть справедливо.

— Постараемся найти провизию, я буквально умираю от голода.

Они принялись за поиски и обыскали всю комнату вверху и внизу. Филипп угадал: под навесом, выходившим во двор, смежный с садом, они нашли два трупа в состоянии сильного разложения. Несмотря на весьма естественное отвращение, флибустьеры поспешили вырыть глубокую яму и бросили в нее трупы, чтобы избавиться от нестерпимого запаха, распространяемого ими. Флибустьеры захватили иньям, говядину, фрукты, бутылку рому, вернулись в пещеру, которую прошли, не останавливаясь, и заняли свой пост на берегу.

— Право, — весело сказал Филипп, с аппетитом поглощавший провизию, так кстати посланную им случаем, — надо признаться, что всемилостивое Небо помогает нам; эта отважная экспедиция, представлявшая нам один шанс против девяноста девяти, до сих пор удалась нам вполне, как ты думаешь, Питриан?

— Я думаю, — ответил флибустьер с набитым ртом, — что, может быть, вы и правы, но не спешу радоваться, ведь вы знаете испанскую пословицу.

— Какую же? Ведь их много.

— «Идти за шерстью и вернуться остриженным»… Не будем же торопиться воспевать победу, наш успех всецело зависит от де Граммона.

— Это правда; если он попался, чего я не думаю, мы погибли.

— Не думаю, чтобы он попался, но он мог быть убит, а для нас это одно и то же. Наши товарищи, видя, что мы не возвращаемся, предположат, что мы попали в руки испанцев, и откажутся от экспедиции. Что же тогда здесь с нами будет?

— Отправляйся к черту с твоими несчастными предсказаниями, — сказал Филипп, — что ты раскаркался, как зловещая птица? Ничего этого не случится.

— Аминь! — от всего сердца сказал Питриан, так отхлебнув из бутылки с водкой, что она уменьшилась на добрую треть.

Они продолжали завтракать, разговаривая таким образом между собой, а по окончании завтрака стали наблюдать за открытым морем.

К одиннадцати часам утра они увидели несколько судов на парусах, старавшихся подойти к Тортуге. Суда эти встретились со шхуной, которая из канала выходила в открытое море. Филипп предположил, и это действительно было справедливо, что суда эти везли новый испанский гарнизон, а шхуна — донью Хуану и дона Фернандо д'Авила, ее опекуна. Несмотря на сильную горесть, которую возбудил в нем этот отъезд, он, однако, почувствовал тайную радость при мысли, что любимая им женщина находилась теперь вне всякой опасности.

Прошло два дня; ничто не смутило спокойствия, которым наслаждались оба флибустьера. Несколько раз отправлялись они в дом за провизией, потом опять возвращались на свое место к берегу моря. Решительно все благоприятствовало им: погода стояла прекрасная, море, как говорят моряки, походило на масло, ни малейшего дуновения воздуха не смущало поверхности, гладкой, как зеркало.

На второй день, около одиннадцати часов, в безлунную и очень темную ночь двое часовых, притаившихся на берегу, заметили свет, на секунду блеснувший в темноте и почти тотчас угасший. Флибустьеры поняли, что это вспыхнул порох, зажженный их товарищами, спрашивавшими их, можно ли пристать к берегу. Ответ не заставил себя ждать; четыре затравочных пороха, сожженных один за другим, предупредили Береговых братьев, что все спокойно и что они могут плыть прямо к берегу.

Однако прошло около часа, и ничто не показывало флибустьерам, что сигналы их были замечены и поняты. И только около полуночи они наконец увидели несколько черных теней, появившихся из темноты, и глухой размеренный шум подсказал им о прибытии флибустьерской флотилии, полностью состоявшей из пирог. Через десять минут флибустьеры выпрыгнули на берег. Их было четыреста человек, все вооружены с ног до головы, все полны решимости победить или умереть. Главные предводители флибустьерства командовали ими: д'Ожерон, Монбар, де Граммон, Пьер Легран, Тихий Ветерок, Мигель Баск, Дрейк, Давид и многие почти столь же знаменитые или шедшие уже по следам этих героев.