Том 6. Третий лишний - [2]
Взял в пароходстве выписку из приказа, получил паспорт моряка, зашел в службу мореплавания и тут только узнал, что моим капитаном будет человек, с которым судьба уже сводила и у которого я кое-что взял для героя повести «Путевые портреты с морским пейзажем».
Да и в рассказе о военно-морском симпозиуме он промелькнул.
Свершилось, подумал я. Рано или поздно это должно было грянуть. Удивительно только, как это я умудрился столько лет выворачиваться из-под карающей руки судьбы: не сталкиваться в тесном и узком судовом пространстве с прототипами.
Но еще теплится слабая надежда, что Юра повесть не читал и о ней не слышал. Очень слабая надежда, ибо флот — огромная коммунальная кухня, где все про всех все знают.
Однако смогло же получиться так, что никто из экипажа «Фоминска» не знал о международном судебном процессе после аварийного столкновения в проливе Пэссидж. Не хочет капитан Ямкин вспоминать эту историю лишний раз. И я честно воздержался в повести от соблазна ее рассказать, а какой материал был в руках!
Нынче беру с собой в море книгу Михаила Михайловича Сомова «На куполах земли» — попросили написать рецензию. Книга посмертная, дневниково-документальная, без претензий на художественность.
Книги людей действия — Кренкеля, академика Федорова, Сомова — не хранят в себе никаких тайн. Характерно еще, что люди поступков, крупных земных дел, бывальцы, бывалые, то есть искусившиеся, тертые, кому не в диковинку то, о чем идет речь, никогда не пишут от «мы». Это «мы» часто является обязательным для авторов теоретических трудов. А ведь за этим «мы думаем», «мы полагаем» не скромность стоит, а, простите, боязнь личной ответственности… Когда же читаешь книги бывальцев, конечно, видишь, что авторы тоже каждую секунду раздумывают и даже несколько болезненно-навязчиво мучаются тем, чтобы описания уверенности в себе, решительности не показались читателю самохвальством или неделикатностью. Но ведь они так же и в жизни контролировали себя: чтобы не оскорбить своею властью подчиненных людей, чтобы всегда сохранять деликатность даже при необходимой резкости и грубости слов и поступков, а такое обязательно случается в полярно-морской работе.
Поезд пришел в Ригу в 08.58.
Очень далеко тащиться к такси. Не хватает носильщиков.
Мела слабая метель.
На судне обрадовала каюта — двухместная первого класса на меня одного.
Чемодан поднес матрос, которому далеко за пятьдесят. Первый раз вижу такого старого матроса. Он делает последние рейсы перед пенсией.
Надо идти представляться капитану. Чувствую себя попом, который тащится к Балде за шалабаном. Да, за все на этом свете надо платить. За литературу — втридорога.
Вообще-то морские товарищи относятся к моим писаниям о них снисходительно. А когда им надо подмазать больничную врачиху чем-нибудь нетрафаретным (не коробкой конфет), то звонят и говорят: «Лежу с язвой (инфарктом), моей язве нужен твой букварь с автографом…»
Дверь в капитанскую каюту была открыта. Юры не было. Я вошел в холл и сел на диванчик.
Обстановка стандартно-шикарно-казенно-безличная. На столах ни одной бумажки, полированное дерево, чехлы на мебели. В книжном шкафу за зеркальными стеклами БСЭ, справочники, собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма, специальная литература.
Удивила литография картины Бернара Бюффе «Голова клоуна». Французская литография — сразу и не отличишь от подлинника, в натуральную величину, заметна сама фактура живописи.
Смесь иронии и грусти в глазах. Грубо раскрашенное лицо — алый треугольник носа, розовый четырехугольник рта, зеленый парик, серая тощая и длинная шея.
Вошел Юра. Мы не виделись шесть лет. Он совсем не постарел. Законсервировался. Я встал. Он хлопнул дверью. Обменялись рукопожатием.
— Какого черта ты похоронил меня при жизни? — спросил он и сел за стол.
— Я хоронил не тебя, а литературного героя.
— Меня, честно скажу, коробит от твоих последних произведений. И я не хочу, чтобы в экипаже догадывались о наших прошлых отношениях. Никто не должен знать, что ты описал меня.
— Там намешано черт знает что и кто.
— Это, так сказять, понятно. Но если меня угадают хотя бы в одном эпизоде, то припишут мне и все твои выдумки. И ничего-то тогда людям не объяснишь… По твоей милости «стало быть» на дурацкое «так сказять» сменил.
— Прости. Так уж получилось.
— А с моим самоубийством что? Там получается, капитан самоубийством кончил! Подлый какой-то намек, что я на такую глупость способен. И еще я из мелкокалиберки застрелился! Тебе, как прошлому вояке, вовсе непростительно: мелкие вши бывают, а винтовки малокалиберные. Думаешь, приятно читать про себя такую чушь?
— Ерунда все это, Юра, — сказал я без большой уверенности. — Во-первых, никто тебя в Ямкине пока не узнал. Никто мне об этом не говорил, потому что я от тебя взял самые малюсенькие шматки. В литературе иначе не бывает. А тебе просто не повезло, что старый приятель — сочинитель. Во-вторых, за мелкий калибр я уже двадцать писем от читателей получил и стыдом умылся, хотя тут другой дядя виноват. И, в-третьих, если бы ты знал, чего мне стоило удержаться и не написать про твои приключения в Канаде, то…
Путевая проза Виктора Конецкого составляет роман-странствие «За доброй надеждой». «Среди мифов и рифов» — вторая книга этого сложного многопланового произведения. «Среди мифов и рифов» — одна из самых веселых и лиричных книг Виктора Конецкого. Когда она впервые вышла в 1972 году, ею зачитывалась вся страна. Теперь «Среди мифов и рифов» по праву занимает место среди классических произведений русской маринистики.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга петербургского писателя, моряка Виктора Викторовича Конецкого — это воспоминания о его морских рейсах, плаваниях по российским водам и к берегам далеких стран. В этом лиричном повествовании — размышления о прошлом и настоящем, трагическом и смешном, будничном и героическом.
Современный прозаик, сценарист. Долгие годы Виктор Конецкий оставался профессиональным моряком. Будучи известным писателем, он, стоя на капитанском мостике, водил корабли по Северному морскому пути. Его герои – настоящие мужчины, бесстрашные «морские волки» – твердо отстаивают кодекс морской чести.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.
В книгу вошли повести «Кто смотрит на облака» и «Соленый лед», написанные в 1960-е годы.
В книгу вошла повесть «Завтрашние заботы» и ранние рассказы, написанные в 1950 году: «В утренних сумерках», «Заиндевелые провода», «Без конца», «Последний рейс», «Сквозняк», «Петька, Джек и мальчишки», «Путь к причалу», «По сибирской дороге», «Спуститься и подняться», «Под водой», «Если позовет товарищ», «Над белым перекрестком», «Повесть о радисте Камушкине», «Две женщины», «Последняя ночь Бандита», «Из дневника боксера».Предисловие А.Комарицына.