Том 6. Рассказы, очерки, сказки - [123]

Если рассудительный человек дает совет, он, как правило, не скажет: «Сделайте вот так, дружище», — или «Сделайте то-то», — а скажет иначе: «Я бы на вашем месте поступил вот так». Я бы на вашем месте подыскал себе выгодную работенку, чтоб не терпеть нужды. Я бы на вашем месте подал жалобу на этого фрукта, и пришлось бы ему платить как миленькому. Я бы на вашем месте поехал в Аргентину и завел бы там кукурузную плантацию, сам черт не помешал бы мне разбогатеть! Человек обычно знает с удивительной уверенностью, что бы он сделал на месте другого; пока он дает совет своему ближнему, вся жизнь да и весь мир представляются ему сказочно простыми, легкими, многообещающими, стройными. Порой человек сгибается под тяжестью проблемы, какого цвета материю выбрать себе на костюм: то ли эту коричневую, то ли ту синюю. И тут появляется твой ближний и без малейших колебаний изрекает: «Я бы выбрал вон ту коричневую». Такой твердой уверенностью человек обладает лишь тогда, когда речь идет об интересах другого. Дающий советы полон энергии, решительности, рассудительности, уверенности и предусмотрительности; но возникни необходимость дать совет самому себе, как тут же все эти достоинства исчезают!

Если вы не хотите, чтобы ваш совет пропал зря, советуйте по возможности в самой общей форме. Вот, например, приходит к вам человечек — ему не на что купить еды, а работы у него нет. Обычно вы ему не говорите да и не можете сказать: «Идите туда-то, там о вас позаботятся». А скажете примерно так: «Выше голову, дружище, не отчаивайтесь. Подыщите себе какую-нибудь постоянную работу, а найдете, держитесь за нее. Бог мой, человек в любой области может пригодиться! Стоит только открыть глаза!» — и так далее и тому подобное. Советуя так, мы с особым удовлетворением ощущаем, сколько в нас мудрости и как хорошо мы знаем жизнь. Подавая совет, мы меньше всего думаем о помощи ближнему, мы думаем о той чистой и благоразумной радости, какую приносит нам совет как таковой. Существуют конфузливые люди, которые вместо общих советов охотнее дают нуждающемуся пару крон. Они, так сказать, лишаются приятного сознания, что оказали моральное воздействие на жизнь и будущее своего ближнего. Такие люди всегда в проигрыше.

К иному сорту удовольствий относятся советы кузнецу, как надо ковать, или министру, как надо действовать. Если до этого дойдет, каждый из нас с готовностью посоветует всем на свете специалистам, как они должны поступать. Но оттого, что мир в наших советах не нуждается, мы, по крайней мере, чувствуем удовлетворение, что все в этом мире идет как попало, что мир получает по заслугам, поскольку не руководствуется нашим мнением, и мы вправе сказать: так ему и надо! Последствия пусть сам расхлебывает, как говорят люди, советы подающие.

Из всего сказанного очевидно, что подача советов — неисчерпаемый источник радостей и удовольствий.

1927

О человеческом любопытстве © перевод Б. Шуплецова

Человеческое любопытство имеет свои удивительные законы. Так, например, некая фирма в своей витрине с помощью обычного волшебного фонаря показывает вечером изображение самоходного плуга. Сотни две прохожих стоят на тротуаре и глазеют. Каждый останавливается, несколько минут удивленно смотрит на неясное изображение и, удовлетворенный, шествует дальше. И если бы в этот момент рядом с ним на мостовой появился настоящий самоходный плуг, он лишь глянул бы в его сторону, — что там еще за дребезжащее чудище ползет? — но наверняка не остановился бы. Показывали как-то на городских экранах кинопортреты популярных кандидатов последних выборов[90]. Тысячи людей толпились на улицах и не спускали глаз с портретов доктора Гербена[91], доктора Ванека[92], депутата Вотрубы[93] и еще не знаю кого. Но если бы в этой толпе вдруг появился живой доктор Гербен, либо Ванек, либо Вотруба и захотел пробраться вперед, никто на него и внимания не обратил бы, даже не посторонился бы; еще и локтем поддал бы, что его обеспокоили. Можете прозакладывать что угодно, но стоит только выставить на Вацлавской площади большую фотографию Национального музея, как через минуту там остановится всякое движение — толпа тысяч в тридцать заполонит всю площадь и будет самозабвенно созерцать фотографию Музея, который находится в двух шагах и в который никто никогда не заходит и просто не замечает. А то покажите на экране шагающего мужчину, и можете быть уверены, что тысячи шагающих мужчин остановятся и преградят путь еще нескольким тысячам шагающих мужчин, чтобы только взглянуть на изображение шагающего мужчины, к которому они не проявили бы ни малейшего интереса, шагай он рядом с ними.

Тут вы сразу же можете усмотреть один из законов человеческого любопытства: оно вызывается не реальностью, а воображением; оно вытекает не из интереса к вещи, к данной ситуации, а из потребности воображения. Образ вещи, представление ее воздействует на любопытство гораздо сильнее, чем сама вещь. Поместите на витрине раздавленную сливу и снабдите ее надписью, что на этой сливе сломала ногу пани Голоубкова с Высочан[94], и вы вызовете стечение народа; при этом сама бедная пани Голоубкова никого не заинтересует. Если в доме № 77 по Длоугой улице отравился портной с пятью детьми, несколько тысяч горожан совершит паломничество на Длоугую улицу посмотреть на этот дом № 77. Сам этот дом № 77 не представляет ничего особенного, но в связи со случившимся он уже наделен чем-то любопытным. Двадцать тысяч народу сбежалось на Браник посмотреть похороны убитой семьи часовщика; из-за столпотворения гробы нельзя было даже пронести к могилам. А были это обычные похороны, какие бывают, когда кто-нибудь умирает от чахотки или от болезни почек; никто ведь и не ожидал, что покойники вдруг сбросят крышку гроба и укажут пальцем на присутствующего убийцу. По существу, эти похороны не отличались от тысячи других; интерес к ним был порожден исключительно силой воображения.