Том 6. Пьесы 1901-1906 - [25]

Нил. Как все большие, умные, угрюмые псы…

Елена. Я никогда не видела вас ни грустным, ни веселым, а только философствующим. Знаете, господа, — знаешь, Таня, — он обучает меня философии. Вчера прочитал целую лекцию о некотором законе достаточного основания… эх! я забыла, как этот удивительный закон выражается… в каких словах? В каких?

Тетерев(улыбаясь). Нет ничего без основания, почему оно есть…

Елена. Вы слышите? Вот я какие мудрые штуки знаю! Вы вот не знаете, что закон этот являет собой — являет, это самое настоящее философское слово! — являет собой… что-то вроде зуба, потому что у него четыре корня… верно?

Тетерев. Не смею спорить…

Елена. Ну, конечно! Посмели бы вы! Корень первый — а может, и не первый — закон достаточного основания бывания… бывание — это материя в формах… вот я — материя, принявшая — не без основания — форму женщины… но зато — без всякого уже основания — лишенная бытия. Бытие — вечно, а материя в формах — побывает на земле и — фьюить! Верно?

Тетерев. Ладно, сойдет…

Елена. Еще я знаю, что существует каузальная связь, априори и апостериори, но кто они такие, — забыла! И если я от всех этих премудростей не стану лысой, так буду умной! А самое интересное и премудрое во всей философии вот что: зачем вы, Терентий Хрисанфович, говорите мне о философии?

Тетерев. Потому, во-первых, что смотреть мне на вас очень приятно…

Елена. Спасибо! Во-вторых, наверное неинтересно…

Тетерев. Во-вторых, потому, что, только философствуя, человек не лжет, ибо, философствуя, он просто — выдумывает…

Елена. Ничего не поняла! Да, Таня, как ты себя чувствуешь? (Не дожидаясь ответа.) Петр… Васильевич! Вы чем недовольны?

Петр. Собой.

Нил. И всем остальным?

Елена. Знаете, — мне ужасно хочется петь! Как жаль, что сегодня суббота и всенощная еще не отошла… (Входят старики.) А! вот идут богомольцы! Здравствуйте!

Бессемёнов(сухо). Наше вам почтение…

Акулина Ивановна(тоже недовольно). Здравствуйте, матушка! Только мы вас уж видели сегодня.

Елена. Ах, да! Я позабыла… Ну, что же… в церкви… жарко было?

Бессемёнов. Мы не затем туда ходили, чтобы климат измерять…

Елена(смущаясь). О, разумеется… я хотела спросить не о том… я хотела спросить… много было народа?

Акулина Ивановна. Не считали мы, матушка…

Поля(Бессемёнову). Чай пить — будете?

Бессемёнов. Сначала поужинаем… Мать, ты поди-ка, приготовь там. (Акулина Ивановна уходит, шмыгая носом. Все молчат. Татьяна встает и переходит к столу, поддерживаемая Еленой. Нил садится на место Татьяны. Петр шагает по комнате. Тетерев, сидя около пианино, следит за всеми, улыбаясь. Поля — у самовара. Бессемёнов сидит в углу, на сундуке.) Какой народ стал — вор, даже удивительно! Давеча, как шел я с матерью в церковь, — дощечку положил у ворот, через грязь, чтобы пройти. Назад идем, а дощечки уж нету… стащил какой-то жулик. Большой разврат пошел в жизни… (Пауза.) В старину жуликов меньше было… всё больше разбойничали люди, потому — крупнее душой были все… стыдились из-за пустяков совесть тревожить… (На улице, за окном, раздается пение и звуки гармоники.) Ишь… поют. Суббота, а они поют… (Пение приближается, поют в два голоса.) Наверное — мастеровые. Чай, пошабашили, сходили в кабак, пропили заработок и дерут глотку… (Пение под окнами. Нил, прислонив лицо к стеклу, смотрит на улицу.) Поживут эдак-то год… много — два, и — готовы! Золоторотцами будут… жуликами…

Нил. Кажется, это Перчихин…

Акулина Ивановна(из двери). Отец, иди ужинать…

Бессемёнов(вставая). Перчихин… тоже вот… бесполезной жизни человек… (Уходит.)

Елена(проводив его взглядом). А у меня… удобнее чай пить…

Нил. Вы очень остроумно разговаривали со стариками.

Елена. Я… он меня смущает… Он не любит меня… и мне это как-то… неприятно… даже обидно! За что меня не любить?

Петр. Он, в сущности, добрый старик… но у него большое самолюбие…

Нил. И он немножко жаден… немножко зол.

Поля. Ш-ш! Зачем говорить так о человеке за глаза? Нехорошо!

Нил. Нет, быть жадным нехорошо…

Татьяна(сухо). Я предлагаю оставить… этот предмет без обсуждения… Отец может каждую минуту войти… Последние три дня он… не ругался… старается со всеми быть ласковым…

Петр. И это ему стоит не дешево…

Татьяна. Надо ценить это… Он стар… он не виноват в том, что родился раньше нас… и думает не так, как мы… (Раздражаясь.) Сколько жестокости в людях! Как все мы грубы, безжалостны… Нас учат любить друг друга… нам говорят: будьте добрыми… будьте кротки…

Нил(в тон ей). И садятся верхом на шеи нам и едут на нас…

(Елена хохочет. Поля и Тетерев улыбаются. Петр что-то хочет сказать Нилу и идет к нему. Татьяна укоризненно качает головой.)

Бессемёнов(входит, окидывает Елену недружелюбным взглядом). Пелагея! Там в кухне — твой отец… Поди-ка да скажи ему… чтоб он… в другой раз пришел… когда будет тверезый… да! Ты-де, папаша, иди домой… и все такое!

(Поля и Нил за нею — уходят)

Бессемёнов. Вот… поди и ты… Погляди-ка на будущего… мм… (Обрывается, садится за стол.) Вы что… молчите? Я замечаю, что как я в дверь — вы все сожмете губы…

Татьяна. Мы… и без вас… не много говорим…

Бессемёнов(глядя исподлобья на Елену). А над чем смеялись?

Петр. Так это… пустяки! Нил…