Том 5. Стихотворения, проза - [5]

Пока на дне небес проходят токи,

Певучие ряды, к звезде звезда,

Влюбилась в берег здешняя вода.

Два облика. Они зеленооки.

И слышен вздох: «Тобою счастлив я».

И вторит нежный вздох: «Твоя. Твоя».

Рождение любви

Любить – живых учила красногрудка.

Вся серая была она в раю.

Сидела на утесе, на краю.

А мир кругом был смех, и всклик, и шутка.

И думала крылатая малютка:

«О чем они? О чем и я пою?

Любить не нужно все. А лишь мою».

И в этот миг у ней зарделась грудка.

И птичка полетела по кустам.

Тогда впервые заалели розы,

Гвоздики, маки, целый алый храм.

И кровь любовью брызнула к сердцам.

И молния, узор небесной грезы,

Велела быть грозе и лить дождям

Удел крылатых

Две птички видеть – нежно и досадно.

Их две, так, значит, нет здесь ни одной,

А будет третья, чтоб опять весной

Вдвоем единый лик разрушить жадно.

Когда жь одна – как жалко, безотрадно.

Она в тревоге. Сердце шепчет: «Пой!»

И вот поет, чтоб взятой быть судьбой,

И, здесь пожив, лететь к чужбине стадно.

Люблю я все же более – одну,

Когда она поет, дрожа, тоскуя,

Душа к душе, в желанье поцелуя.

Высокий миг – создать свою струну,

Струить жемчужный дождь, сердца волнуя.

Свой жемчуг лить в чужую глубину.

Закон природы

Природа – прихотливейший творец.

От простоты всегда уходит в сложность.

Ей побеждать желанно невозможность.

Повсюду рассыпать дожди колец.

Нигде не говорит она: Конец.

Чуть сотворит, и тотчас, осторожность

С мечтой слияв, крепит свой храм Всебожность,

Играя миллионами сердец.

По клавишам несчетных ощущений

Бегут персты, легчайшие, чем сон.

Гудит от звезд дрожащих небосклон.

Еще цветов, зверей, и снов, и рдений.

И лестница всемирных расхождений

Растет, а прихоть – строгий здесь закон.

Знание вне знанья

Есть знание вне знанья в существах.

Внушаемость. Открытость вечным чарам.

Мир никогда, живя, не будет старым,

Пока есть сердце, жгучий есть размах.

В животных, в рыбах, в птицах и жуках

Есть власть светится тем цветным пожаром,

Что, рдея, по зеленым льется ярам

И искрится алмазами в снегах.

Соотношенье красок. Здесь не только

Самозащита от зловражьих глаз,

Но просто лад, втекающий в рассказ.

Когда порхает маленькая молька,

Она изображает Смерть и Ночь.

Ты жил? Усни. Ты был? Уйдем же прочь.

Зеркало в зеркало

Чтоб дух горел в чарующем алмазе

И мысль играла в радугу и гром,

Идут пиры в пространстве мировом,

Различья форм, цветных разнообразий.

Светло лететь по зову звездных связей,

Красиво каплей, чей так мал объем,

Упасть с высот в звенящий водоем.

Быть звуком в убедительном разсказе.

Мне чудится, что, если любим мы,

И милой сердцем ткем наряд венчальный,

В пустыне звезд, как в музыке зеркальной,

В тот час поют всезванные псалмы,

Как здесь снежинки в светлый миг зимы

В душе у нас рождают стих кристальный.

Бронзовка

У бронзовки, горячего жука,

Блестящего в дни майского горенья,

Полдневней, чем у майских, власть влюбленья,

И цвет зеленых крыл – как лист цветка.

В нем краска изумруда глубока,

С игрою золотого оттененья.

Здесь Солнцем и Землею завлеченье,

Здесь долгая влюбленность в свет листка.

Сознание гармонии окраски,

Упорно ощущаемое тем,

Кто пламенно живет, хоть с виду нем.

Внушаемость теченьем общей сказки.

Так у детей горят как звезды глазки: –

Ведь дух детей открыт созвездьям всем.

Павлин

Как исполинский веер, хвост павлина,

С большим числом изящнейших зрачков,

Раскроется как россыпь синих ков,

Чарует как лазурная картина.

Самец, с покорным ликом властелина,

Бросающего множество даров,

Быть красочным еще и вновь готов,

Чтоб породить с царицей дочь и сына.

Но в таинство рождения вступить

Чрез таинство любовного слиянья.

Таинственная чувств и мыслей нить.

Порабощенье волею сиянья.

Созданье красок, грез, и расцветанья,

Чтобы один глоток любви испить.

Тайна раковин

Есть в очертаньи раковин морских

Извив волны лазурной океана.

Есть отсвет в них огней зари, что рано

И поздно льет в волну жемчужный стих.

В них есть и лунный свет, что нежно тих

И чародеен в час, когда Светлана

Восходить розовата и медвяна,

И ворожит теченье чар густых.

Глубинные – приемлют трепетанья,

Покорно подчиняясь без конца

И раскрывая створки, как сердца.

А в той, что всех открытей пьет влиянье,

Слиянный поцелуй созвучных сил

Себя, как грезу, жемчугом явил.

Танец любви

Над той чертой, где льнет до суши море,

Я видел: в дне сентябрьском пронеслось

Сто тысяч обнимавшихся стрекоз,

Летя попарно в этом дружном хоре.

Как рой счастливых душ вились в просторе.

К закату, выше моря, трав, и рос,

Как будто звал их лучевой откос,

И подчинились нежные, не споря.

До солнца. К тем расплавленным огням.

К рубинам, утопающим в опале.

Неслись. Взнеслись. Растаяли. Пропали.

Летя по лучезарным ступеням

К горнилу зорь. Завлечены багрянцем.

Циклоном огневым. Любовным танцем.

Кабарга

Хранит самец пьянящий дух в мешочке,

И, как цветок, приманивает мух,

Так кабарга-самец для молодух

Таит духи в волшебном пузыречке.

Идет, роняя мускусные точки.

Неволящий, несущий чары дух,

Любовь чрез запах размышляет вслух,

Набат к любви струят кусты и кочки.

Плывет, зовет, звонит и ранит мгла.

Как дождь жемчужный, цвет повис черемух.

Сосна, и та от страсти расцвела.

И там, где орхидеи на изломах

Утесы расцветили, как снега,

В безумном духе любит кабарга.

Шествие кабарги

Влюбленная проходит кабарга,