Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли - [2]

Пролитое вино пожалей.

Не об юности пылкой твоей,

О забытом тоскуй идеале.

Пусть трудами измучена грудь,

И неправдами сердце разбито, –

Лишь была бы любовь не забыта,

В дикой мгле указавшая путь,

Та любовь, что предстала так рано

Пред тобой, оробелым от зла,

И завесу немого тумана

Над твоею душой подняла,

И, как солнечный луч, озарила

Бездну зла и неправды людской,

И не раз на решительный бой

За собою тебя выводила.

Но любовь позабыта; разлит

Драгоценный нектар идеала;

Если сердце порой и горит,

Так душа отзываться устала.

Счастье

Счастье, словно тучка в небе голубом.

Пролилась на землю радостным дождём

Над страной далёкой, пышной и красивой,

Не над нашей бедной выжженною нивой.

Счастье, словно зрелый, сочный виноград.

Вкус его приятен, сладок аромат.

Ягоды ногами дружно мы топтали,

Вин же ароматных мы и в рот не брали.

Счастье, словно поле вешнею порой

С пёстрыми цветами, с сочною травой,

Где смеются дети, где щебечут птицы…

Мы на них дивимся из окна темницы.

«Склонилась плакучая ива…»

Склонилась плакучая ива

Над тихой рекой

И, ветви качая лениво,

В воде любовалась собой.

Упругие, светлые струи

Чуть слышно плескались у ног.

Смеялся на их поцелуи

Ленивый и влажный песок.

На небе вечерние краски

Тонули в серебряной мгле,

И звёзд безмятежные глазки

Сияли приветом земле.

Безмолвно стоял я под ивой

И вновь о нездешнем мечтал,

И вновь над душой горделивой

Смиряющий ангел сиял.

«И дымят, и свистят пароходы…»

И дымят, и свистят пароходы;

Сотни барок тяжёлых и гонок,

Долговязых плотов и лодчонок

Бороздят оживлённые воды.

Здесь весёлые резвые дети,

Словно чайки, снуют над рекою,

Там идут бурлаки бечевою,

Там разложены мокрые сети.

Опрокинута старая лодка

Перед чьею-то ветхой избою,

И полощет умелой рукою

Чьи-то тряпки босая молодка.

Как мятежное, вольное море,

Воздух яркими звуками стонет,

В их разливе стремительно тонет

Песня личного мелкого горя.

Отойдёшь от реки, – на погосте

Всё так тихо, так сладко-покойно!

Надмогильные насыпи стройно

Прикрывают истлевшие кости.

Обомшали седые каменья,

И накрестные надписи кратки,

Как неясного смысла загадки

Или цепи разорванной звенья.

Лишь ворона порой над крестами

Пролетит, лишь кукушка кукует.

Тихо ветер порою подует

И качнёт молодыми кустами.

Здесь, в приюте забытом, угрюмом

Песня скорбная, горькая зреет

И, что свечка в тиши, пламенеет,

Негасима движеньем и шумом.

«Он поэтом рождён. В колыбельку ему…»

Он поэтом рождён. В колыбельку ему

Рой волшебниц принёс беззаботные сказки.

Золотыми лучами прорезали тьму

Перед ним заревые улыбки и ласки.

Как прозревший слепец, безотчётно дивясь,

Он на всё обращал беспокойные взоры,

И цветов и созвучий звенящая вязь,

С яркоцветной мечтой прихотливо сплетясь,

С ним играла всегда и вела разговоры.

Улыбалася травка ему от земли,

Улыбались зелёные, гибкие лозы.

На заре в небесах ему розы цвели,

Зорьки наземь сошли, по кустам залегли,

На шиповнике диком раскинулись в розы.

Много сказок шептал серебристый ручей,

Обнажённые ноги его обнимая,

И целуя чету прибережных камней,

Он прозрачной струёй извивался, как змей,

И смеялся, и пел, и звенел, убегая.

Песни звонкий напев, тихий ропот струны,

Струи света дневного, ночное мерцанье,

Бриллианты зимы, ароматы весны,

В ярких красках и звуках нарядные сны,

Сладкий трепет надежд, жаркий говор желанья…

«Странный сон мне снился: я кремнистой кручей…»

Странный сон мне снился: я кремнистой кручей

Медленно влачился. Длился яркий зной.

Мне привет весёлый тихий цвет пахучий

Кинул из пещеры тёмной и сырой.

И цветочный стебель начал колыхаться,

Тихо наливаться в жилки стала кровь, –

Из цветочной чаши стала подыматься

С грустными очами девушка, любовь.

На губах прекрасной стали ясны речи, –

Я услышал звуки, лёгкие, как сон,

Тихие, как шёпот потаённой встречи,

Как далёкой тройки серебристый звон.

«На плечах усталых вечное страданье, –

Говорила дева, – тяжело носить.

Зреет в тёмном сердце горькое желанье

Сбросить бремя жизни, душу погасить».

«Страстною мечтою рвёшься в жизнь иную,

Хочешь ты проникнуть в даль иных времён.

Я твои мечтанья сладко зачарую.

Ты уснёшь, и долог будет чудный сон,

И, когда в народах правда воцарится

И с бессильным звоном рухнет злой кумир,

В этот миг прекрасный сон твой прекратится,

Ты увидишь ясный, обновлённый мир».

Девушка замолкла, лёгкой тенью скрылась,

И внезапно тихо стало всё вокруг.

Голова безвольно на землю склонилась,

И не мог я двинуть онемелых рук.

Омрачался ль дух мой сладостным забвеньем,

И слетали грёзы лишь по временам,

Неустанно ль сердце трепетным биеньем

Жизнь мою будило, – я не знаю сам.

Бурно закипали прежние страданья,

Вновь меня томила жадная тоска,

Но, пока пылал я муками желанья,

Над землёй промчались многие века.

«Донеси от жизни только звук случайный,

Ветер перелётный, гость везде родной!

Только раз весною, с радостью и тайной,

Донеси случайно запах луговой!» –

Так молило сердце и в тревоге жадной

В грудь мою стучало; но холодных губ

Разомкнуть не мог я для мольбы отрадной

И лежал в пещере, как тяжёлый труп.

Снилось мне: столетья мчатся над землёю,

Правда всё страдает, Зло ещё царит,

Я один во мраке, мёртвой тишиною

Скован, тишиною мёртвою обвит.

«Раз шалунье-капле стало скучно в море…»

Раз шалунье-капле стало скучно в море: