Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли - [13]

«Пойми, что гибель неизбежна…»

Пойми, что гибель неизбежна,

  Доверься мне,

И успокойся безмятежно

  В последнем сне.

В безумстве дни твои сгорели, –

  Но что тужить!

Вся жизнь, весь мир – игра без цели!

  Не надо жить.

Не надо счастия земного,

  Да нет и сил,

И сам ты таинства иного

  Уже вкусил!

«Привиденья нас боятся…»

Привиденья нас боятся

Иль стыдятся, может быть,

И порою к нам стремятся,

Но не могут с нами жить.

Мы ли бешены и злобны

Иль на них печать суда?

Мы же им во всём подобны,

Кроме знака: «Никогда».

«Веришь в грани? хочешь знать?..»

Веришь в грани? хочешь знать?

Полюбил Её, – святую девственную Мать?

Боль желаний утоли.

Не узнаешь, не достигнешь здесь, во мгле земли.

Надо верить и дремать

И хвалить в молитвах тихих девственную Мать.

Все дороги на земле

Веют близкой смертью, веют вечным злом во мгле.

«Грешник, пойми, что Творца…»

Грешник, пойми, что Творца

  Ты прогневил:

Ты не дошёл до конца,

  Ты не убил.

Дан был тебе талисман

  Вечного зла,

Но в повседневный туман

  Робость влекла.

Пламенем гордых страстей

  Жечь ты не смел, –

На перёкрестке путей

  Тлея истлел.

Пеплом рассыплешься ты,

  Пеплом в золе.

О, для чего же мечты

  Шепчут о зле!

«Не смейся над моим нарядом…»

Не смейся над моим нарядом,

Не говори, что для него я стар, –

Я зачарую властным взглядом,

И ты познаешь силу чар.

Я набекрень надвину шляпу,

Я плащ надену на плечо, –

Ты на плече увидишь лапу, –

Химеры дышат горячо.

С моим лицом лицо химеры

Увидишь рядом ты.

Ты слышишь, слышишь запах серы?

И на груди моей цветы.

Кинжал. Смеёшься? Стары ножны?

Но он увёртлив, как змея.

Дрожишь? Вы все неосторожны.

Я не смешон. Убью. Безумен я.

«О, жалобы на множество лучей…»

О, жалобы на множество лучей,

И на неслитность их!

И не искать бы мне во тьме ключей

От кладезей моих!

Ключи нашёл я, и вошёл в чертог,

И слил я все лучи.

Во мне лучи. Я – весь. Я – только бог.

Слова мои – мечи.

Я – только бог. Но я и мал, и слаб.

Причины создал я.

В путях моих причин я вечный раб,

И пленник бытия.

«О, злая жизнь, твои дары…»

О, злая жизнь, твои дары –

Коварные обманы!

Они обманчиво пестры,

И зыбки, как туманы.

Едва успеет расцвести

Красы пленительной избыток,

Уж ты торопишься плести

Иную ткань из тех же ниток.

И только смерть освободит

Того, кто выпил кубок тленья,

Твоё усердие спешит

Воззвать иные поколенья.

О, смерть! О, нежный друг!

Зачем в твои чертоги

Не устремятся вдруг

И земнородные, и боги?

«Солнце светлое восходит…»

Солнце светлое восходит,

Озаряя мглистый дол,

Где ещё безумство бродит,

Где ликует произвол.

Зыбко движутся туманы,

Сколько холода и мглы!

Полуночные обманы

Как сильны ещё и злы!

Злобы низменно-ползучей

Ополчилась шумно рать,

Чтоб зловещей, чёрной тучей

Наше солнце затмевать.

Солнце ясное, свобода!

Горячи твои лучи.

В час великого восхода

Возноси их, как мечи.

Яркий зной, как тяжкий молот,

Подними и опусти,

Побеждая мрак и холод

Заграждённого пути.

Тем, кто в длительной печали

Гордой волей изнемог,

Озари святые дали

За усталостью дорог.

Кто в объятьях сна немого

Позабыл завет любви,

Тех горящим блеском слова

К новой жизни воззови.

«Нерон сказал богам державным…»

Нерон сказал богам державным:

«Мы торжествуем и царим!»

И под ярмом его бесславным

Клонился долго гордый Рим.

Таил я замысел кровавый.

Час исполнения настал, –

И отточил я мой лукавый,

Мой беспощадно-злой кинжал.

В сияньи цесарского трона,

Под диадемой золотой,

Я видел тусклый лик Нерона,

Я встретил взор его пустой.

Кинжал в руке моей сжимая,

Я не был робок, не был слаб, –

Но ликовала воля злая,

Меня схватил Неронов раб.

Смолою облит, на потеху

Безумных буду я сожжён.

Внимай бессмысленному смеху

И веселися, злой Нерон!

Ходит, бродит

Кто-то ходит возле дома.

Эта поступь нам знакома.

  Береги детей.

Не давай весёлым дочкам

Бегать к аленьким цветочкам, –

  Близок лиходей.

А сынки-то, – вот мальчишки!

Все изорваны штанишки,

  И в пыли спина.

Непоседливый народец!

Завели бы хороводец

  В зале у окна.

«Что ж нам дома! Точно в клетке».

Вот как вольны стали детки

  В наши злые дни!

Да ведь враг наш у порога!

Мать! Держи мальчишек строго, –

  Розгой их пугни.

Детки остры, спросят прямо:

«Так скажи, скажи нам, мама,

  Враг наш, кто же он?» –

«Он услышит, он расскажет,

А начальник вас накажет». –

  «Ах, так он – шпион!

Вот, нашла кого бояться!

Этой дряни покоряться

  Не хотим вовек.

Скажем громко, без уклона,

Что пославший к нам шпиона –

  Низкий человек.

Мы играем, как умеем,

И сыграть, конечно, смеем

  Всякую игру.

Пусть ползут ужом и змеем, –

И без них мы разумеем,

  Что нам ко двору».

Ходит, бродит возле дома.

Злая поступь нам знакома.

  Вот он у дверей.

Детки смелы и упрямы,

Не боятся старой мамы.

  Не сберечь детей.

«В тебе не вижу иноверца…»

Вячеславу Иванову

В тебе не вижу иноверца.

Тебя зову с надеждой Я.

Дракон – Моё дневное сердце,

Змея – ночная грусть Моя.

Я полюбил отраду Ночи, –

Но в праздник незакатный Дня

Ты не найдёшь пути короче

Путей, ведущих от Меня.

Напрасно прославляешь Солнце,

Гоня Меня с твоих высот, –

Смеясь на твой призыв,

Альдонса Руно косматое стрижёт.

От пламенеющего Змея

Святые прелести тая,

Ко мне склонилась Дульцинея:

Она – Моя, всегда Моя.

Не о борьбе она Мне скажет,

Она, чей голос слаще арф.

Она крестом на Мне повяжет

Не на победу данный шарф.

Простосердечную Альдонсу