Том 4. Жемчужные светила. Очарования земли - [15]

Долгожданной и желанной

Унесла мои мечты.

Что ж осталось мне? Работа,

Поцелуи да забота

О страницах, о вещах.

За спиною – страшный кто-то,

И внизу зияет что-то,

Притаясь пока в цветах.

Шаг ступлю, ступлю я прямо.

Под цветами ахнет яма,

Глина сухо зашуршит.

То, что было богом храма,

Глухо рухнет в груду хлама, –

Но шепну опять упрямо:

«Где ты, тихая Лилит?»

«Я часть загадки разгадал…»

Я часть загадки разгадал,

И подвиг Твой теперь мне ясен.

Коварный замысел прекрасен,

Ты не напрасно искушал.

Когда Ты в первый раз пришёл

К дебелой, похотливой Еве,

Тебя из рая Произвол

Извёл ползущего на чреве.

В веках Ты примирился с Ним.

Ты усыпил Его боязни.

За первый грех Твой, Елогим,

Послали мудрого на казни.

Так, слава делу Твоему!

Твоё ученье слаще яда,

И кто вкусил его, тому

На свете ничего не надо.

«Похвалы земному раю…»

Похвалы земному раю

Пусть бы юные пропели,

В жизнь вступившие едва, –

Я же песен не слагаю.

Знаю, людям надоели

Эти жалкие слова.

Труден подвиг отреченья.

Бьётся скованная сила.

Горько мне, что не пою.

Бог простит мне прегрешенья.

Жизнь тоскою отравила

Душу бедную мою.

«Там, внизу, костры горели…»

Там, внизу, костры горели,

И весёлые шли танцы

Вкруг разложенных огней, –

Но без смысла и без цели

Я раскладывал пасьянсы

В келье замкнутой моей,

И боролся я с тоскою,

Сердце, в духе древней Спарты,

Болью тёмной веселя,

И смеялись надо мною

Все разложенные карты

От туза до короля.

«Светлый дом мой всё выше…»

Светлый дом мой всё выше.

Мудрый зодчий его создаёт.

На его перламутровой крыше

Не заплачет тоскующий кот.

Тень земного предмета

Попадёт ли на вышку мою,

Где, далёкий от внешнего света,

Я мечту увенчаю мою?

Как бы низко ни падало солнце,

К горизонту багрово скользя,

Но в моё золотое оконце

Низкой тени подняться нельзя.

Цепенейте, долины, во мраке

И безумствуйте в мглистом бреду, –

К вам, свирепые ночью собаки,

Никогда уже я не сойду.

«Проснувшися не рано…»

Проснувшися не рано,

Я вышел на балкон.

Над озером Лугано

Дымился лёгкий сон.

От горных высей плыли

Туманы к облакам,

Как праздничные были,

Рассказанные снам.

Весь вид здесь был так дивен,

Был так красив весь край,

Что не был мне противен

Грохочущий трамвай.

Хулы, привычно строгой,

В душе заснувшей нет.

Спокоен я дорогой,

Всем странам шлю привет.

Прекрасные, чужие, –

От них в душе туман;

Но ты, моя Россия,

Прекраснее всех стран.

«Печалью бессонной…»

  Печалью бессонной

Невестиных жарких желаний

От смертного сна пробуждённый

  Для юных лобзаний,

Он дико рванулся в могиле, –

И доски рукам уступили.

Досками он землю раздвинул, –

  И крест опрокинул.

Простившись с разрытой могилой

И сбросивши саван, он к милой

Пошел потихоньку с кладбища, –

Но жаль ему стало жилища,

Где было так мёртво-бездумно…

Шумела столица безумно

  Пред ним, и угрюмый

Стоял он, томясь непонятно

  Тяжёлою думой:

К невесте идти иль обратно?

«Ты от жизни оторвался…»

Ты от жизни оторвался

И с мечтою сочетался, –

Не бери земной подруги,

Не стремись к минутным целям:

Не заснут седые вьюги,

Не прильнут к дремотным елям, –

Их жестокие боренья

Далеки от утомленья.

«Зелень тусклая олив…»

Зелень тусклая олив,

Успокоенность желания.

Безнадёжно молчалив

Скорбный сон твой, Гефсимания.

В утомленьи и в бреду,

В час, как ночь безумно стынула,

Как молился Он в саду,

Чтобы эта чаша минула!

Было тёмно, как в гробу.

Мать великая ответила

На смиренную мольбу

Только резким криком летела.

Ну, так что ж! Как хочет Бог,

В жизни нашей так и сбудется,

А мечтательный чертог

Только изредка почудится.

Всякий буйственный порыв

Гасит холодом вселенная.

Я иду в тени олив,

И душа моя – смиренная.

Нет в душе надежд и сил,

Умирают все желания.

Я спокоен, – я вкусил

Прелесть скорбной Гефсимании.

«Опять ночная тишина…»

Опять ночная тишина

Лежит в равнине омертвелой.

Обыкновенная луна

Глядит на снег, довольно белый.

Опять непраздничен и синь

Простор небесного молчанья,

И в глубине ночных пустынь

Всё те же звёздные мерцанья.

И я, как прежде, жалкий раб,

Как из моих собратьев каждый,

Всё так же бледен, тих и слаб,

Всё тою же томлюсь я жаждой.

Мечтать о дивных чудесах

Хочу, как встарь, – и не мечтаю,

И в равнодушных небесах

Пророчеств новых не читаю.

И если по ночным снегам,

Звеня бубенчиками бойко,

Летит знакомая всем нам

По множеству романсов тройка,

То как не улыбнуться мне

Её навязчивому бреду!

Не сяду в сани при луне,

И никуда я не поеду.

«Коля, Коля, ты за что ж…»

Коля, Коля, ты за что ж

Разлюбил меня, желанный?

Отчего ты не придёшь

Посидеть с твоею Анной?

На меня и не глядишь,

Словно скрыта я в тумане.

Знаю, милый, ты спешишь

На свидание к Татьяне.

Ах, напрасно я люблю,

Погибаю от злодеек.

Я эссенции куплю

Склянку на десять копеек.

Ядом кишки обожгу,

Буду громко выть от боли.

Жить уж больше не могу

Я без миленького Коли.

Но сначала наряжусь,

И, с эссенцией в кармане,

На трамвае прокачусь

И явлюсь к портнихе Тане.

Злости я не утаю,

Уж потешусь я сегодня.

Вам всю правду отпою,

И разлучница, и сводня.

Но не бойтесь, – красоты

Ваших масок не нарушу,

Не плесну я кислоты

Ни на Таню, ни на Грушу.

«Бог с тобой! – скажу в слезах.–

Утешайся, грамотейка!

При цепочке, при часах,

А такая же ведь швейка!»

Говорят, что я проста,

На письме не ставлю точек.

Всё ж, мой милый, для креста

Принеси ты мне веночек.

Не кручинься, и, обняв

Талью новой, умной милой,