Том 4. Пробуждение. Эвелина и ее друзья - [241]

 – Андрей Донатович Синявский (1925–1997) – прозаик, литературовед, критик. В сентябре 1965 г. арестован за публикацию (под псевдонимом Абрам Терц) на Западе фантастико-сатирических произведений и осужден. В заключении находился до июля 1971 г.

Владимир Яковлевич Лакшин (1930–1994) – литературный критик, один из ведущих сотрудников журнала «Новый мир», в котором за время его работы было опубликовано много ярких произведений современных писателей.

…традиция Белинского… стала вырождаться – через Михайловского… – Николай Константинович Михайловский (1842–1904) – социолог, публицист, литературный критик; народник. Сторонник «субъективного метода» в социологии. Во многих его работах анализ литературных явлений загонялся в заранее сконструированные социологические схемы.

…когда она стала заменяться критикой, так сказать, «модер-нистической», – скажем, Айхенвальдом… – Юлий Исаевич Айхенвальд (1872–1928) – литературный критик, переводчик; с 1922 г. – в эмиграции. Основной труд – «Силуэты русских писателей» (СПб., 1906–1910. Т. 1–3), его метод – «принципиальный импрессионизм».

С. 463. …Эйхенбаум был… очень хороший критик: его книжечка об Ахматовой…оченьхороша… – Борис Михайлович Эйхенбаум (1886–1959) – один из создателей «формального метода» в отечественном литературоведении. Книга «Анна Ахматова. Опыт анализа» вышла в 1923 г., а упоминаемая «Мелодика русского лирического стиха» – в 1922 г.

…Жирмунский был великолепным критиком в первых своих произведениях – его статья о Блоке замечательна… – Виктор Максимович Жирмунский (1891–1971) – филолог, литературовед, академик АН СССР (1966). Здесь упомянута его работа «Поэзия Александра Блока» (1921).

Проза, не опубликованная при жизни^*

Опубликованные в этом разделе художественные тексты существенно дополняют сложившееся у читателя впечатление о творчестве Газданова, они раскрывают векторы, эволюцию его эстетических исканий, тайники его творческого сознания и представляют интерес для тех, кто хочет познать творчество писателя в его цельности – в разных его измерениях, в том числе эксперимента и неудачи.

Они поражают жанровым разнообразием – от сатирического, фельетонно-анекдотного рассказа («Наследство»), от притчи («Черная капля») до попытки политического романа («Переворот»), от традиционного для Газданова психологического рассказа (<Ольга>), мастерского литературного портрета (<Дядя Лёша>) до экзистенциально-философской прозы («Последний день»).

Векторы эстетических поисков Газданова в 1930-е гг., намеченные в эссе «Заметки об Эдгаре По, Гоголе и Мопассане» (1929), наиболее явны в рассказе «Ход лучей» (1930), где развивается изначально присутствующая в творчестве Газданова тема безумия человека, «не выдерживающего слишком много реальности». Она возникла еще в «Повести о трех неудачах» (1927) – в записках Ильи Аристархова, несвоевременного и несовременного русского человека, умершего в сумасшедшем доме в Шарантоне, во Франции. В «Ходе лучей» особенно очевидна «чувствительность» Газданова к новым веяниям в западной культуре. В рассказе явно воздействие эстетики и поэтики сюрреализма с его ориентацией на выражение сферы бессознательного: галлюцинации, бреда, бесконтрольной мысли.

Но не менее очевиден и более глубокий литературно-философский контекст: рассказ возник на «перекрестке» традиций – Гоголя с его «Записками сумасшедшего» и шире – темой безумия Мопассана с его вариантом записок сумасшедшего – рассказом «Орля» (1886) (недаром эпиграф из него предваряет рассказ Газданова «Водяная тюрьма», 1930) и столь характерного для русской классической литературы использования мотива карт, карточной игры, привлекавшего многих русских литераторов – от «Пиковой дамы» Пушкина до «Короля, дамы и валета» Сирина-Набокова. Игра в бридж, ставшая необычайно популярной в Европе с 1910-х гг., – своеобразная повествовательная призма рассказа, в котором смешиваются разные планы – личных и деловых отношений и мир карт, иррационального случая, игры, выявляющий в данном случае иррациональность человеческого сознания, выявляющий грань разума-безумия.

В данном случае азартная карточная игра – модель «социального мира и универсума»[50], язык, на который персонаж переводит явления внешнего мира. При этом он традиционен в своем восприятии карточной символики: его главный «враг», король пик, по «Киевской ворожее», гаданию популярному в России в XIX в., – суровый, несговорчивый человек, недоброжелатель, а «пиковая дама означает тайную недоброжелательность», как свидетельствует эпиграф из «Новейшей гадательной книги» к «Пиковой даме» Пушкина. В сознании персонажа вертится и идея обогащения, связанная с картами и аферой (традиция, идущая от той же пушкинской «Пиковой дамы» и гоголевского Чичикова).

«Черная капля» (начало 1930-х гг.) свидетельствует о тяготении писателя к жанру притчи, характерному для экзистенциализма. При явно феноменологическом подходе к изображению мира, т. е. конкретности, детальности его описания, чувственному восприятию его, свойственному прозе писателя в целом, Газданов вновь склонен к метафизике: он дает свое, трогательное, не лишенное наивности, изложение мифа не столько о сотворении человека, сколько об утрате им рая; Бог задумал человека как существо счастливое, но даже Бог не всемогущ, «черная капля» на прекрасном белом женском теле неотвратимо обрекает людей на страдание.