Том 4. Повесть о жизни. Книги 1-3 - [262]

Советская артиллерия не ответила. Люди стояли на молах, на бульварах, на обрывах над морем и смотрели, как в дыму и мгле тускнели, уходя, тяжелые туши пароходов. В этом молчании победителей был тяжкий укор.

Пароходы исчезали в тумане. Северный ветер норд-ост как бы перевернул чистую страницу. На ней должна была начаться героическая история России – многострадальной, необыкновенной и любимой нами до предсмертного вздоха.

1956

ПРИМЕЧАНИЯ

Текст автобиографической «Повести о жизни» публикуется по изданию: Паустовский К. Повесть о жизни: В 2-х т., М.: Советская Россия, 1966 – последнему изданию, в которое автор внес существенные изменения и поправки.

В примечаниях к третьему тому шеститомного Собрания сочинений, материал для которого давал сам автор, написано:

«Одна из глав повести – „Корчма на Брагинке“ – еще до выхода в свет всей книги была напечатана в журнале „Вокруг света“. Журнал с этой главой попал к И. Бунину, жившему в то время в Париже. Бунин, не знавший до того времени Паустовского, прислал ему короткое письмо:

«Дорогой собрат, я прочел Ваш рассказ „Корчма на Брагинке“ и хочу Вам сказать о той редкой радости, которую испытал я: если исключить последнюю фразу этого рассказа („под занавес“), он принадлежит к наилучшим рассказам русской литературы.

Привет, всего доброго. Ив. Бунин. 15.IX.47». (Письмо Бунина хранится в литературном архиве Паустовского.)

В письмах к Н. Д. Телешову (письмо хранится в литературном архиве Телешова), к Н. Я. Рощину (письмо опубликовано в альманахе «Литературный Смоленск», 1956, № 15, с. 326) Бунин также высоко оценивал прозу Паустовского.

Все лица, выведенные в повести, названы своими подлинными именами. Лишь в двух-трех случаях Паустовскому пришлось изменить фамилии.

Повесть переведена на европейские языки и вышла отдельными изданиями в Париже, Вене, Берлине, Праге и Варшаве.

В примечаниях к третьему тому шеститомника Паустовский рассказал, что из первого издания «Далеких годов» были исключены две главы: «Плеврит» и «Браво, Уточкин!». Он писал: «Глава „Плеврит“ сейчас восстановлена, глава же „Браво, Уточкин!“ была потеряна и восстановить ее не удалось».

Уже после кончины Константина Георгиевича в архиве писателя отыскались две черные клеенчатые тетради, в которых Паустовский написал самый первый, черновой вариант «Далеких годов». В ней, помимо главы «Браво, Уточкин!» (первая часть ее через месяц после смерти Паустовского была напечатана в «Литературной газете»), нашлась еще одна глава, о которой автор никогда не упоминал. Это – «Последняя глава». Знакомство с этой главой убеждает в том, что ей предназначалась роль заключения, своеобразного лирического эпилога.

ПОСЛЕДНЯЯ ГЛАВА

На дне каждых суток остается небольшой осадок золота. Я старался на протяжении этой книги собрать его. Но золота оказалось не много, и жизнь представляется теперь, когда удалось кое-как вспомнить ее, цепью грубых и утомительных ошибок. В них виноват один только я. Я не умел жить, любить, даже работать. Я растратил свой талант на бесплодных выдумках, пытался втиснуть их в жизнь, но из этого ничего не получилось, кроме мучений и обмана. Этим я оттолкнул от себя прекрасных людей, которые могли бы дать мне много счастья.

Сознание вины перед другими легло на меня всей своей страшной тяжестью.

На примере моей жизни можно проверить тот простой закон, что выходить из границ реального опасно и нелепо.

Если бы можно было, я назвал бы свою книгу «Предостережение». Предостережением для всех, кто живет в своем вымышленном мире и не считается с суровой действительностью.

Что говорить о сожалении? Оно разрывает сердце, но оно бесплодно, и ничего уже нельзя исправить – жизнь идет к своему концу. Поэтому я кончаю эту книгу небольшой просьбой к тем, кого я любил и кому причинил столько зла, – если время действительно очищает наше нечистое прошлое, снимает грязь и страдание, то пусть оно вызовет в их памяти и меня, пусть выберет то нужное, хорошее, что было во мне.

Пусть положат эти крупицы на одну чашу весов. На другой будет лежать горький груз заблуждений. И, может быть, случится маленькое чудо, крупицы добра и правды перетянут, и можно будет сказать: простим ему, потому что не он один не смог справиться с жизнью, не он один не ведал, что творит.

Мне хочется хотя бы маленькой, но светлой памяти о себе. Такой же слабой, как мимолетная улыбка.

Улыбнитесь же мне напоследок. Я приму эту улыбку как величайший и незаслуженный дар и унесу ее с собой в тот непонятный мир, где нет «ни болезней, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная».

1945 г.

«Последняя глава» была напечатана в газете «Литературная Россия», 1968, 20 сент., № 38 (298).

Л.И. Полосина