Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы - [3]

Охранники повели Валентина по дорожке. Шли недолго — минут пятнадцать, если считать по-нашему, и наконец Валентин увидел небольшой одноэтажный домик. Словно дача какая-то. Охранники указали ему на домик, а сами неожиданно повернулись и пошли назад. Валентин оцепенел, но ему ничего не оставалось, как идти к домику.

«Пространство все это, видимо, окружено стеной, — подумал он. — Да и куда идти? Только к домику». Валентин огляделся. Как ни странно, природа здесь оказалась как-то чуть-чуть человечней, немного мягче, что ли. Он побрел к домику, один, в своем легком летнем костюмчике, купленном в Питере… Но опасность сумасшествия не сходила. Окна домика были открыты, и вдруг он услышал такое, отчего холод прошел по спине. Он почувствовал, что сердце вот-вот разорвется.

Слышал он пение: «Не шей ты мне, матушка, красный сарафан, не входи, родимая, попусту в изъян…» Пела женщина, на чистом русском языке. Потом открылась дверь, и на пороге появилась девушка в народном русском одеянии. На ее голове красовался кокошник.

Если можно сойти с ума дважды, сначала один раз, а потом еще один, в глубь безумия, — то именно в таком состоянии застыл Валентин. Но второе безумие было уже блаженным.

Глава 2

— Мама, мама, еще один! — закричала девушка в глубину дома. — Он русский, наш, сразу видно!

На ее зов вышли пожилые люди, женщина и мужчина, лет пятидесяти, может быть, тоже в народной одежде, похожей на ту, которую носили в XIX веке. Они остолбенело смотрели на Валентина. Но девушка решительно и неожиданно подбежала к нему.

— Не боись, — тихо сказала она. — Здесь свои. Никто тебя не обидит. Идем в дом.

— Где я? — спросил Валентин.

— В аду, — ответила девушка. — Но здесь наше пристанище, и тут не ад, а русский дом.

Валентин твердил про себя только одно: «Я не сошел с ума, я не сошел с ума… Господи, помилуй…»

Девушка улыбнулась и вслух произнесла:

— Господи, помилуй… Идем, будешь нам родным.

«Если принимать зло как факт, то и благо надо принимать так же», — мелькнуло в уме Валентина. Улыбка девушки, ее лицо сразу ввело Валентина в очистительный транс. На глазах его появились слезы, он готов был разрыдаться.

«Только бы это не оказалось сном, пусть то, что было раньше, будет сном, но только не это», — молниеносно подумал он. Губы его дрожали. Тем временем подошли пожилые люди. Мужчина сразу представился:

— Потапов Иван Алексеевич. Родился в одна тысяча восемьсот десятом году в Костроме. А ты, сынок, откудова?

Уваров чуть не упал, но возразить не посмел. «Или я ослышался, или он сумасшедший, — подумал он. — А может, шутит…» В ответ он только развел руками.

— А я Полина Васильевна, — добродушно сказала женщина. — Родилась в одна тысяча восемьсот двенадцатом, при пожаре Москвы, при Наполеоне, Антихристе… А это дочка наша, Даша. Ей всего семнадцать лет.

«Не возражать, не кричать, не топать ногами, — решил про себя Валентин. — Ведь они добрые», — и, повинуясь доброте хозяев, пошел в дом.

— Тебя как зовут? Ты отколь? — спросил Иван Алексеевич, когда они подходили к дому.

— Валентин я, из Москвы.

— Святое место, — тихонько вздохнула Полина Васильевна.

— Маменька, смотри, он сам не свой, пожалей его, — спохватилась девушка. — Легко ли, попасть в ад…

— Обогреть тебя надо, обласкать, Валентин, — согласилась Полина Васильевна.

— Главное, ничего не бойся, — добавил сам Потапов. — Мы православные и при жизни всегда все соблюдали, людей и Бога любили, а попали сюда, потому что Господь захотел испытать наше терпение, а не потому что мы какие-то там прихвостни врага человеческого… И ты тоже такой, по лицу видно — душа у тебя добрая…

Так, за беседушкой, они вошли в дом. Прошли в комнату, где все было просто и как положено. Самодельные иконки в углу, белая скатерть на столе, стулья, шкаф. До крестьянской избы, конечно, не дотягивало, но в целом Валентин почувствовал: здесь покой и нормальность.

Расселись за столом.

— Мы люди простые, из бедных дворян. Когда сюда попали — обомлели, плакали целыми днями. Кругом черти, да еще в человеческом обличье. Визжат, кусаются, творят такое — слов нет. Перед иконами стыдно говорить. Мы думали: за что же души наши погублены, за что? — рассказывал Иван Алексеевич. — Но молитва помогла. Молились мы втроем — и, наконец, Господь сподобил, осветил нас Словом Своим. Во сне разум мой освежился, и сказано было мне, чтоб я, мы все терпели, а души наши спасены будут по воле Божьей. Для Бога и ад не крепость. С тех пор лучше нам стало.

— А как вы сюда попали?

— Как, как… Шли втроем по бережку, потом по леску, грибы собирали. Солнышко светило ласково… И вдруг сила нечеловеческая, вестимо, бросила нас сюда…

Между тем Полина Васильевна уже хлопотала насчет обеда. Помолились.

Потапов промолвил:

— Но не думайте, страху много будет. Не собьетесь — душа спасется.

Валентин понемногу приходил в себя, но мысли путались, и он не знал, с чего начать… Вспомнил наконец, что оставлены в далекой недостижимой России родители, друзья… С женой Валентин, однако, развелся два года назад, детей от этого короткого брака не было…

Еда, в глазах Валентина, чем-то отдаленно напоминала прежнюю, российскую.