Том 4. Пьесы 1865-1867 - [60]

Дмитрий

Ну, Маржерет, мой храбрый капитан!

Вы — молодцы, вы бьетесь лучше русских.

Ты — мой слуга! Я знаю, ты не станешь

Жалеть врагов моих; а так же больно

Побьешь и их, как нас тогда побили

В Добрыничах. Ты что на это скажешь?

Маржерет

Votre majeste![1] Доколе капля крови

Французская останется во мне,

Я ваш слуга; я только жажду часу,

Чтоб показать пред вашими глазами

И преданность французскую и храбрость,

И умереть пред вашим Majeste!

Дмитрий

Добрынской битвы долго не забудешь!

Побили нас! О боже, як побили!

(Обращаясь к Куцьке.)

Надейся вот на этих атаманов;

Вы, лыцарство, всех прежде утекли.

Куцька

Да дуже ж бьются нимци, вражи диты.

Дмитрий

Вперед бегут, как дурни, запорожцы;

За ними вслед донские казаки.

Корела

И побежишь! Крещеные мы люди,

А немцам что… им черти помогают.

Куцька

Ось так! Ось так! Корела правду каже,

Як бы не бис, мы б, мабуть, не втекли.

Дмитрий

(Маржерету)

Придет пора, тогда тебя я вспомню;

Я здесь, в Москве — среди своих детей,

И мне не нужно иноземной стражи.

А вот начнем войну с султаном турским,

Тогда пойдем, мой храбрый Маржерет,

Зубрить мечи и бердыши стальные

О бритые затылки бесермен.

Мне хочется померяться с тобою;

Ты храбр, а я завистлив; ты, я знаю,

Доволен будешь мной, jak boga kocham![2]

Маржерет

Vive l'empereur![3]

(Солдатам.)

Ruft: «Hoch! vivat der Kaiser!»[4]

Немцы

Vivat! hoch! hoch!

Калачник

Заохали, собаки.

В народе смех.

Мстиславский

Пресветлый царь и князь великий, Дмитрий

Иванович, всея Руссии, Божьим

Произволеньем чудно сохраненный

И покровенный крепкою десницей

Наш государь и самодержец, ныне

Пожалуй нас, вступи в свои хоромы

И на отеческом престоле сядь!

Дмитрий

Мне Бог вручил московскую державу

И возвратил родительский престол.

От юных лет невидимою силой

Я сохранен для царского венца.

Изгнанником безвестным я покинул

Родной земли пределы — возвращаюсь

Непобедимым цесарем, карая

Врагов своих и милуя покорных.

И радостно вступаю в отчий дом

Творить и суд и милость. Вам, бояре,

Мы скажем завтра жалованье наше.

Сегодня пир; гостей иноплеменных

Мы удивим московским хлебосольством.

(К народу.)

По площадям велю вина поставить —

Гуляйте все с утра до поздней ночи

На радости о нашем возвращенье.

Народ

Храни тебя Господь на многи лета

И одоленье даруй над врагом!

Бельский

Великий царь, дозволь ты мне, холопу,

Усердие явить перед тобою!

Мы, государь, с Барановым, с Масальским

Хотим скакать к народу — благо, много

Сошлось его с окольных деревень —

И с лобного поклясться всенародно

(срывая с шеи крест),

Целуя сей животворящий крест,

Что ты наш подлинный царевич Дмитрий,

Почившего царя Ивана сын.

Дмитрий

Зачем скакать и всенародно клясться!

Народ меня не позабыл и любит.

Ты видел сам сегодняшнюю встречу,

И моего приказу нет тебе.

Но если ты усердствовать желаешь,

Благодарю, я воли не снимаю.

Скачи к народу, говори, что знаешь…

Идем наверх!

Иезуит

Те Deum laudamus![5]

Дмитрий

За нами, pater![6]

Уходит во дворец, за ним Мстиславский, Голицын, Дмитрий Шуйский, Воротынский, Куракин и другие: Василий Шуйский останавливается на слова Бельского.

Бельский

(Басманову)

Едем!

(Шуйскому.)

Князь Василий!

За нами, что ль? Оно бы не мешало

Поправить грех, покаяться народу.

Василий Шуйский

Не ты б молол, не я бы это слушал!

Тебе учить меня не довелось.

Я стар, Богдан, да на подъем не легок.

Басманов и Масальский помоложе,

И молода боярская их честь.

Ну, пусть они и скачут вперегонку

С черкасами и польскими панами;

А мне с Мстиславским в царские хоромы —

Хозяина встречать.

(Остальным боярам.)

Идем, бояре!

Уходят.

Бельский

Петр Федорыч, ты — ближний государю,

Ужли стерпеть обиду от Василья?

Масальский

Не выдай нас! Тебе стерпеть обиду,

Так нам житья от Шуйских не видать.

Басманов

Нет, я не дам себя обидеть даром,

Не дам себе дорогу перейти.

Я поклялся царю и государю

Беречь его и выводить измену;

Изменников найду я в думе царской

И выведу царю измену их.

Подходит десятский.

Чего тебе? Что надо?

Десятский

Мы, боярин

Петр Федорыч, купчину изымали:

Мутил народ и пустотные вести

Рассказывал о старом патриархе.

Басманов

Кто он такой?

Десятский

Прозванием — Конёв.

Басманов

Хоть побожусь, что он подослан Шуйским.

Ко мне его, а вечером к допросу.

Поедемте!

(Полякам.)

Поедемте, паны!

Бучинский

Пахо́лик[7], ко́ня!

Запорожцы

Хлопци! Ко́ней живо!

Уходят.

Сцена третья

ЛИЦА:

Дмитрий Иванович, самозванец.

Басманов, Петр Федорович.

Савицкий, иезуит.

Ян Бучинский. секретарь Дмитрия.

Золотая палата.

(21 июня 1605 года)

Дмитрий и Басманов входят.

Дмитрий

Так вот она — палата крепкой власти

И грозных дум, святой и неприступный

Приют царей!.. По золотому полю

Тяжелое и строгое письмо…

Так прочно все, такое вековое!

Вот старый трон; на нем мой брат Феодор

Сидел в мечтах о житии небесном,

О царственных заботах не радея.

Отец Иван для буйств своих татарских

Святую тишь палаты покидал

И в слободе кромешной запирался;

А здесь сидел, посаженный для смеха,

Крещеный царь татарский, богомольный,

Судил народ и жил благочестиво…

Где он теперь?

Басманов

Про князя Симеона

Ты спрашивать изволишь? Годуновым

Он сослан был: Борис его боялся.

Он в вотчине, в Кушалине селе;

Слепой старик, едва волочит ноги.

Дмитрий

(с усмешкой)

Великий князь и царь всея России —

В изгнании! Гонцов к нему отправить,

Привезть опять в Москву с большим почетом