Том 4. Маски - [117]

— Протаскавшись с отпетым мошенником чорт знает где, — наставлял Никанор с таким видом, как будто в Ташкенте урок объяснял второклассникам он, — брат явился: таскаться с ним здесь!

Отлетев на сажень, как к доске, чтоб на ней классный вывод торжественным мелом наляпать, рукою он тыкался в стену, как будто на ней негодяй из обойных узоров простроен; и вновь подлетел он; и палец — к губам; губы — в ухо; глаза же — на дверь:

— И они: затворились уже!

Но малютка вцепилась в плечо: перетрясывала:

— С кем?… Какой?… Затворились — куда: кто? Да — толком, да — ясное: не белибердите!

— Иван, брат, — так чч-то — утверждает, что этот отпетый мошенник, — отец.

— Чей?

— Да — ну те же: Элеоноры Леоновны! Чей же еще?

— Как? Мандро?!

— Кто?

— Как кто: тог, который… ну глаз же!

И стиснула пальцы; и вновь их растиснула: белые пятна остались на них.

* * *

Никанор вспомнил все:

— Укокошу его!

И Пабло Популорум

Захватив кочергу из-под печки, он — в дверь: был таков. Серафима же, простоволосая и неодетая, выбросив локоть, как щит, захвативши юбчонку другою рукою, с оскалом, — за ним: через снежины; блеск золотых волосят с красно-розовым просверком бросила в золотоватые, солоноватые уже вечерние блески, пылающие из вишневых дымов.

«Фрр» — скорее, скорее, скорее, и локтем — направо, налево: по воздуху!

А изумрудные складки и крылья сиреневой шали, запырскавши искрой, плескались за ней.

Впереди — благой мат:

— Фу, фу, фу!

Кочергой по ледовине:

— Я!

Никанора поймав за рукав, перепрыгивала чрез алмазные ребра загривин; увидев Мардария, несшего кислый кочан через двор, руку вырвав, рукою — на дом, а очком — на него: Никанор:

— Помогите, — он выорнул, — вор, выжигающий глаз!

Перенесся; и — фрр — Серафима за ним: перепырснула блеском из блесков.

Мардарий, напучив глаза, бросив кислый кочан, точно бомбу, в сугробину, дернувшись красно-оранжевой гривой и красно-оранжевым усом, толкаясь локтями —

— за ними: —

— и бросив тюфяк на снега,

баба-Агния, шамкая и клюнув носом: —

— за ними! —

Икавшев — за всеми!

И сахарным хрустом, и треском, как рыбьих чешуек, отхрустывало десять ног.

Распахнулся ледник: из него повалили рабочие, как вырастающие из кочанной капусты: явился на свет, чорт дери, забастовочный весь комитет, заседавший бессменно в подпольи под домом, который искала полиция, — то есть: Сей-женко, Гордогий, Богруни-Бобырь, Умоклюев, Франц Узи-ков, Саша Шаюнтий.

За ними — Пабло Популорум: из Пизы!

А из-за заборов торчало в дыре гнидоедово рыло; и выпуклое и багровое, как голова идиота, свалилось огромное солнце.

Бой братьев

Влетев в коридор друг за другом, — наткнулись они на препятствие!

— Ай!

— Осторожней!

Во мраке, держа караул при дверях, с половою огромною щеткою, как с алебардой, профессор Коробкин стоял; увидавши махающего кочергой Никанора, ведущего в бой —

— Серафиму,

— Мардария,

— Агнию, —

— он, —

— точно

бравый солдат, выпад делающий в неприятеля, выкинул щетку в лицо Никанору.

И братья Коробкины, вооруженные друг перед другом, пылая готовностью, — брат, Никанор, — нападать, брат, Иван, — защищаться, — сопели друг в друга, вперяясь друг в друга.

И вдруг брат, Иван, — как затявкает, бросившись усом на темь коридора, откуда пылали кровавые космы Мардария:

— Можете переступить через тело мое, говоря рационально: и только-с!

Брат, — серенький, рябенький, — фалдой вильнув, передергивая кочергою в тетеричной ряби, моргался на брата, Ивана.

— Я — эдак-так — я, — передергивал он кочергою, — из принципа: к двери пробьюсь!..

Он ногой, как копытом, махал:

— Я мерзавца…

— И — «цац»: кочергою, клочочки обой отцарапывал:

— Ты? Никогда-с!

— Он тебе — глаз!

— Да-с?

— Глаз!

— Никогда-с!

И Коробкины, яростные, закатали друг другу глазами: затрещины.

— Что он, — грудной, женский вой, — сделал с дочерью?

И появилась рука: Серафимы; тут Никанор на Ивана пошел; но малютка, схватив за пиджак Никанора, ногой опираясь о стену, тащила назад; Никанор, протянул нос к носкам, кочергой подъезжая к щетинистой щетке, — как вылетит да как крючком кочерги — «бац» — по щетке, стараясь крючком зацепиться; и выдернуть.

— Эка?

Профессор, заплатой отдернувшись, — сам не дурак, —

с перекряхтом скривился; и — бросился на грохотавших пустыми бочонками очень коротких ногах, точно в бой барабанов:

— Ну что же, — давай, брат, тягаться!

Щетиною он кочергу зацепил, сковырнул, вырвал: грохнулась:

— Есть!

И — ногой на нее наступил:

— Дело ясное: дальше-с?

Из тьмы на него передернулись пальцы, но — без кочерги: кочерга — под пятой!

Где Мардарий, где Агния! Трусы: сбежали.

Как тыква, пропучен

Малютка с лиловым от злобы лицом, сложив руки, на них с оскорбленным достоинством выпучилась, точно рыба, — глазами: огромными, синими; вдруг: руки — в боки; лоб — в бод: на профессора; точно Эриния!

— Как вам не стыдно? — гром арф. — Что вы тут натворили?

Но ей перед грудью поставилась щетка:

— Молчать, в корне взять!

И профессор ударил в пол щеткой.

Она — от него: он — за ней:

— Двадцать ведьм!

К Никанору:

— Не жег!.. И — не он-с, — говоря!.. А — отец; публицист из Парижа: и — все-с!.. Дочь проведал!..

Здоровье, знать, им поморочило: неизлечимый!

— Я-с, — да-с, — сам привел… И я-с, — да-с, — не позволю: гостей моих трогать!..