Том 4. М-р Маллинер и другие - [52]

— Вы какие-то необыкновенно радостные, — сказала она. — Вам привалила удача?

Сержант заулыбался. Патрульный тоже.

— По-моему, да, — сказал патрульный. — Скажи ей, сержант.

— Да, мэм, — ответил сержант, и его лицо прямо расплылось в улыбке. — Вот оно, счастье-то.

— То есть?

— Да, мэм. Нам утром позвонили со студии «Медулла-Облонгата-Глутц», из отдела кадров. Завтра начинаем.

— Вот так. Удача не заставила себя долго ждать.

— Да, мэм. Само собой, пока что мы будем сниматься в массовке.

— Пока что в массовке, — сказал патрульный Морхаус.

— Естественно, — добавил сержант Уорд. — Но это пока. Мы ждем повышения по службе.

— И дождетесь, — сказала Билл. — Вас ждет головокружительная карьера. Сначала массовка, потом эпизод, потом маленькие роли, потом большие, потом еще больше, а там и в звезды выйдете.

— В настоящие звезды, — сказал сержант.

— Самые настоящие, — сказал патрульный.

— Вы будете знаменитей Гэри Купера.

— Как пить дать, — сказал сержант. — Ну кто такой Гэри Купер, в конце концов!

Вошла Адела. В руке она держала клочок бумаги, и ничто в ней не указывало на то, что она испытывала радость. Она подошла к Билл и протянула ей бумагу с выражением человека, у которого откачали несколько литров крови.

— Вот, — сказала она.

— Спасибо, Адела.

— Я глубоко сожалею, что не задушила тебя в колыбели. Сержант отдал честь.

— Вы нас вызывали, мэм?

— Да, — ответила за нее Билл, — но по ошибке. Сестре показалось, что ночью взломали ее сейф. А оказалось — нет.

— Вот оно как! — протянул сержант.

— До свиданья, — сказала Адела.

— До свиданья, мэм, — отозвался сержант.

— Ой, — воскликнул патрульный, — простите, леди, нельзя ли попросить у вас автограф?

Адела задержалась в дверях. Прежде чем ответить, ей пришлось проглотить ком в горле.

— Нельзя, — ответила она. — Если кто-нибудь из вас еще раз заикнется про автографы или какие другие подписи, я вам головки поотрываю. До свиданья.

Дверь с грохотом захлопнулась за ее спиной. Сержант посмотрел на патрульного. Патрульный — на сержанта.

— Вот они, женщины, — сказал сержант.

— Да, женщины, — сказал патрульный.

— Так и хочется поучить чуток, — сказал сержант.

— Порою — да, не мешало бы, — согласилась Билл. — Но понять женщину может только женщина. Причем очень, очень умная. Вроде меня. На, Джо, — добавила она, протянув ему чек.

Он недоумевающе взглянул на нее.

— Билл, — хрипло выговорил он. — Господи, Билл! Билл хлопнула себя в грудь.

— Старая, Верная! А куда Смидли подевался? Мне надо с ним потолковать.

ГЛАВА XXI

Дом Луллабелль Махафис, чьи сады были вручены заботам мексиканского джентльмена, с которым отправился беседовать Смидли, находился в двухстах ярдах вниз по дороге от усадьбы Кармен Флорес, так что Билл быстро одолела эту дистанцию. Приближаясь к воротам, она увидела выходящего из них Смидли и двинулась ему наперерез. Он что-то насвистывал, и в походке его чувствовалась уверенность, которая успокоила Билл.

— Ну что? — спросила она. — Виделся с ним?

— А, Билл, привет, — отозвался Смидли. — Нет, его нет дома. У него выходной. Но ничего. Я как раз шел домой, чтобы одолжить у тебя твою колымагу. Хочу пока съездить повидаться с ребятами из «Колоссал-Эксвизит». Господи, — прибавил он, подняв глаза к небесам, — какой славный денек!

— Для тебя.

Смидли не относился к числу чувствительных натур, но даже он смог понять, что денек, который принес ему такую удачу, по отношению к некоторым другим оказался не столь благословенным. Ему вдруг припомнилось, что, беседуя с племянницей Кей и этим молодым человеком, он довольно равнодушно отнесся к проявлениям отчаяния с их стороны.

— Кстати, а что за чепуху молол этот молодой Девенпорт насчет какого-то литературного агентства? — спросил он. — Он, кажется, был очень озабочен, но мне некогда было выслушивать.

— Мы с Джо собирались купить агентство.

— Ты? И ты с ним заодно?

— Правильно. Что тебе и старались объяснить. Ты как будто зритель на утреннем спектакле в первый день нового года. До тебя мало что доходит.

Смидли сконфуженно засопел.

— Ну прости, Билл.

— Уже простила.

— Такая разумница, как ты, конечно же поймет, в какое положение вы меня ставите. Я не могу позволить себе транжирить деньги на какие-то литературные агентства.

— Ты предпочитаешь вкладывать деньги в нечто более надежное и стабильное, вроде бродвейских шоу?

— Там крутятся бешеные бабки, — попытался оправдаться Смидли. — Знаешь, сколько можно сделать, к примеру, на «Оклахоме»?[26]

— Или на «Южном Тихоокеанском».[27]

— Или на «Мышьяке и старых кружевах».[28]

— Или на «Прошу вас, леди», — ввернула Билл, напомнив Смидли про французский водевиль, на котором он потерял последние несколько тысяч своего стремительно таявшего капитала.

Краска бросилась ему в лицо. Он не любил, чтобы кто-то заговаривал про эту пьесу.

— Меня постигла неудача.

— Это так теперь называется?

— Это никогда не повторится. Я возвращаюсь в бизнес, обогащенный опытом и способностью здраво взвешивать все «за» и «против».

— Как ты сказал? Здраво взвешивать?

— Здраво взвешивать.

— Понятно. Здраво взвешивать. Благослови тебя Господь, Смидли, — сказала Билл, глядя на него с нежностью матери, радующейся своему сыну-идиоту. Не в первый раз она чувствовала, что оставлять друга без женской поддержки равносильно преступлению. Где-нибудь в дебрях Америки, сказала она про себя, может, и сыщешь более выдающегося тупицу, чем тот, кого она так долго любила, но на розыски ушло бы слишком много времени.