Том 4. Из деревенского дневника - [38]

— Но ведь у вас есть общинные леса? — с изумлением восклицаете вы — дилетант деревенских порядков.

— Нашей сестре не дают оттедова.

— Почему же так?

— Ну стало, выходит — нет этого, чтобы, тоесь, всем выдавать…

Или:

— Подайте христа ради!

— Ты здешняя?

— Здешняя.

— Как же это так пришло на тебя?

— Да как пришло-то! Мы, друг ты мой, хорошо жили, да муж у меня работал барский сарай и свалился с крыши, да вот и мается больше полгода!.. Говорят, в город надоть везти; да как его повезешь-то?.. Я одна с ребятами… Землю мир взял…

— Как взял? Зачем?

— Кто ж за нее души-то платить будет? Еще, слава богу, души сняли: видят — силы в нас нету.

— А работника нанять?

— На что его наймешь-то? Откуда взять?

— Как откуда? У вас есть своя касса, из ваших же собственных денег: там, наверное, и твоего мужа деньги. У вас касса есть общественная!.. Я знаю, там несколько сот рублей… Ты можешь заплатить за работу, и у тебя будет свой хлеб… Зачем тебе побираться? Проси там денег: там деньги ваши, собственные.

— Ну как же! Дадут «они» «нам»… Подайте христа ради, что вашей милости будет!..

Что ж это за волшебство? Что это за порядки, при которых в такой благодатной стране, при таком обилии природных богатств можно поставить работящего, здорового человека в положение совершенно беспомощное, довести до того, что он среди этого эльдорадо ходит голодный с голодными детьми и говорит:

— Главная причина, братец ты мой, — пищи нету у нас — вот!

В этакой-то роскошной стране, при общинном-то хозяйстве, в местности с кассами, банками, в местности, где нет недоимок, работящему, обремененному семьей человеку — нет пищи?!.

Ведь это уж что-то очень мудреное, именно как будто волшебное!.. Согласитесь, что если бы в этой деревне на семьдесят дворов вы встретили только этого сторожа, только старуху и бабу, о которых было сказано выше, то и тогда они должны бы поставить вас в тупик. Но что скажете вы, когда такие непостижимые явления станут попадаться вам на каждом шагу; когда вы ежеминутно убеждаетесь, что здесь, в богатой деревне, ничего не стоит «пропасть» человеку так, даром, за ничто, пропасть тогда, когда все благоприятствует противному? Очевидно, что в глубине деревенских порядков есть какие-то несовершенства интеллектуальные, достойные того, чтобы обратить на них внимание.

2

В прошедшем году летом, живя в деревне в Новгородской губернии — местности бедной удобными землями, я мог заметить, что трудные материальные обстоятельства побуждают деревенского человека тех мест «уходить» из деревни и сосредоточивают все его внимание на добывании денег, так как денег требует начальство, а земля — самый главный источник доходов — до крайности плоха, и, кроме того, количество ее мало. Всякий случайный заработок встречается здесь с восторгом; всякий рубль, за что бы он ни попадал на руки, считается добром. Несомненно, что бедность объясняет в этой стороне многие непривлекательные явления деревенской жизни.

Но и тогда я не мог не заметить, что бедность — еще не все, что стремление во что бы то ни стало добиться денег и потом уйти из деревни имеет основание, кроме бедности, еще и в том нравственном одиночестве, которое тяготеет над каждым крестьянским домом, над каждым человеком, живущим в деревне. Фиктивно соединенные в общество круговою порукою при исполнении многочисленных общественных обязанностей, большею частию к тому же навязываемых извне, они, не как общинники и государственные работники, а просто как люди, — предоставлены каждый сам себе, каждый отвечай сам за себя, каждый сам за себя страдай, справляйся — если можешь, если не можешь — пропадай!

И вот тут-то, в этом-то множестве личных забот, огорчений, страданий, никем не облегчаемых, не освещаемых ни одним добрым словом, переносимых каждою семьею в полном молчании или неумении других помочь в горе, — я видел главную причину того, что у человека, который понял свое одинокое, беспомощное положение, должно явиться желание уйти отсюда не только для того, чтобы наживать деньги, но для того, чтобы выйти к свету, к людям, к какому-нибудь знанию света, людей, порядков. Эти деньги нужны: для того, чтобы купить это знакомство с жизнью «по-людски»; чтобы лечить своих больных детей, как лечат люди; чтобы учить их не одной палкой, а настоящей наукой, то есть вообще удовлетворить таким потребностям ума, таким движениям человеческого сердца, которым, при современных деревенских порядках, где все сосредоточено на мысли о недоимке и податях, нет места, нет удовлетворения и надежды на него нет.

Я говорил тогда, что если в деревенскую среду не войдут посторонние, более знающие люди, которые сделали бы «общинными» интересами не одну только землю и раскладку подушных, а все загнанные, забитые, неудовлетворенные потребности крестьянской души, — люди, которые делали бы это не из-за жалованья, как делают нанятые за десять целковых горемыки-учителя, горемыки-священники, не посещающие деревень доктора, а как люди, убежденные в том, что им нет другого места для применения своих знаний, своего развития, кроме деревни, нет другого заработка более безгрешного, как тот, который может дать деревня яйцом, подарком курицы и т. д., — то без этого притока в деревню «света божьего» деревня, то есть все, что есть в ней хорошего, стоскуется, разбредется, а что и останется в ней, потеряв аппетит к крестьянскому труду, будет только бессильным рабочим материалом в руках тех, кто даст хоть какой-нибудь заработок.