Том 4. Император Португальский. Возница. Предание о старом поместье. Перстень рыбака - [29]

— Я много раз рассказывала об этом детям, и Ларсу Гуннарссону тоже, — сказала хозяйка Фаллы, — и прошлой весной, когда Эрик болел, я думаю, что и он, и Анна ждали, что Ларса позовут к постели, как когда-то позвали Эрика. Я достала эти вещи, чтобы они были под рукой, если он захочет подарить их Ларсу. Но у него и в мыслях этого не было.

Голос хозяйки Фаллы задрожал, и когда она вновь заговорила, в нем чувствовались страх и сомнение.

— Однажды, когда мы были одни, я спросила, как он хочет поступить, и тогда он сказал, что, если хочу, я могу подарить эти вещи Ларсу, когда он умрет. У него нет сил, чтобы держать речь, сказал он.

С этими словами хозяйка Фаллы распахнула свою большую шаль, и тут Ян увидел, что она держала под ней необыкновенно длинную трость с большим набалдашником из серебра и жесткий картуз с высокой тульей.

— Есть такие слова, которые языку слишком тяжело выговаривать, — сказала она с величайшей серьезностью. — Если хотите, ответьте мне только одним знаком, Ян: могу я подарить это Ларсу Гуннарссону?

Ян отступил на шаг. Вопрос касался того, от чего его мысли были уже так далеки. Ему казалось, что со смерти Эрика из Фаллы прошло так много времени, что он вряд ли и помнил то, как было дело.

— Вы понимаете, Ян, что я больше ничего не хочу знать, кроме того, может ли Ларс принять трость и шапку с тем же правом, что Эрик, а вы ведь это знаете, вы же были вместе с ним в лесу.

— Для меня, конечно, было бы хорошо, — добавила она, поскольку Ян продолжал молчать, — если бы я могла подарить их Ларсу. Я полагаю, что тогда отношения промеж моих молодых дома стали бы лучше.

Голос снова выдал ее, и Ян начал понимать, почему она так постарела. Сам он был настолько поглощен другим, что и не помышлял уже о мести новому хозяину.

— Лучше смириться и все простить, — сказал он. — Этим можно добиться большего.

Старуха глубоко вздохнула.

— Значит, вы говорите так? Тогда все именно так и есть, как я думала, — сказала она. Она выпрямилась, став просто ужасно высокой. — Я не спрашиваю вас, как было дело. Мне лучше ничего не знать. Но ясно одно: Ларе Гуннарссон никогда не получит трость моего отца.

Она уже повернулась было, чтобы уйти, как вдруг остановилась.

— Послушайте, Ян, — сказала она, — вы можете забрать трость вместе с шапкой. Я хочу, чтобы они были в хороших и верных руках. Я не смею нести их обратно домой. Меня могут заставить подарить их Ларсу. Возьмите их на память о старом хозяине, который всегда хорошо к вам относился!

Она пошла своей дорогой, высокая и гордая, а Ян остался стоять с тростью и шапкой в руках.

Он просто не понимал, как это произошло. Такой высокой чести он никогда и ждать-то не мог. Неужели теперь эти семейные реликвии станут его собственностью?

Но он сразу же нашел объяснение. Все дело было в Кларе Гулле. Хозяйка Фаллы знала, что он скоро так возвысится, что нет такой вещи, которая была бы слишком хороша для него. Да, если бы трость была из серебра, а шапка — из золота, тогда бы они, может быть, даже больше подошли для отца Клары Гулли.

ВСЯ В ШЕЛКАХ

Никакого письма от Клары Гулли ни отцу, ни матери не приходило. Но это было не так уж и важно теперь, когда стало понятно, что она молчит только для того, чтобы они еще больше удивились и обрадовались, когда настанет время и она объявит им великую новость.

Но все равно, Яну повезло, что ему удалось немного подсмотреть в ее карты, потому что иначе его легко смогли бы одурачить другие люди, полагавшие, что знают больше него о судьбе Клары Гулли.

Вот, например, взять хотя бы поход Катрины в церковь.

Катрина сходила в церковь в первое воскресенье адвента[4] и вернулась напуганной и расстроенной.

Она увидела, что двое молодых парней, которые осенью работали на стройке в Стокгольме, стоят и разговаривают с другими парнями и девушками. Когда Катрина их увидела, она подумала, что, возможно, сумеет что-нибудь разузнать о Кларе Гулле, и подошла к ним, чтобы спросить.

Они явно рассказывали о каких-то веселых приключениях. Парни, по крайней мере, хохотали так громко, что Катрина сочла это совершенно неподобающим, раз уж они стоят около самой церкви. Верно, и до них самих это дошло, потому что, когда Катрина приблизилась к ним, они сразу стали толкать друг друга и замолчали.

Она услышала только несколько слов, произнесенных парнем, который стоял к ней спиной и не видел ее.

— И представляете, она была вся в шелках! — сказал он.

В этот момент молодая девушка с такой силой толкнула его, что он сразу замолчал. Он обернулся, и его лицо побагровело, когда он увидел, что Катрина стоит прямо позади него. Но он тут же вскинул голову и громко сказал:

— Чего тебе? Почему это я не могу сказать, что королева была вся в шелках?

Когда он произнес эти слова, вся молодежь захохотала еще пуще прежнего. Катрина просто прошла мимо них, так и не решившись о чем-нибудь спросить.

Она пришла домой из церкви настолько расстроенной, что Ян стал было рассказывать ей о том, как в действительности обстояло дело с Кларой Гуллей, но опомнился и только попросил ее еще раз повторить то, что они сказали о королеве.

Она повторила.