Том 4. Чокки. Паутина. Семена времени - [143]

Дункану внезапно показалось, что он резко уменьшился в размерах, стал точкой на камне, что, в свою очередь, представлял собой песчинку в океане мироздания. Над головой бездушное небо, тысячи звезд, сверкающих без цели и смысла…

Беспредельное небо, бескрайняя скалистая пустыня… Невозможно определить, какая скала близко, а какая далеко, невозможно даже различить их истинные очертания. Ни на Земле, ни на Марсе не увидишь ничего подобного. Острые, как бритва, вершины возвышались над поверхностью спутника миллионы миллионов лет и погибнут только вместе с ним, сохранив до последнего дня, поскольку ветра и дождя тут нет и в помине, свои пики-резцы…

Миллионы лет позади, миллионы лет впереди… Нет, не только Дункан, все живое превратилось в крохотную песчинку, возникшую по чистой случайности и совершенно не нужную Вселенной. Диковинный мотылек, пляшущий в свете вечных солнц… Огненные и каменные шары, которые движутся сквозь бесконечность на протяжении неисчислимого времени, — вот единственная реальность.

Несмотря на то что подогрев скафандра был включен, Дункан зябко поежился. Еще никогда ему не доводилось чувствовать себя таким одиноким; еще никогда он так отчетливо не сознавал, что Вселенная беспредельна, жестока и равнодушна. Глядя на звезды, вернее, на тот свет, что они испускали миллионы лет назад, он спросил:

— Почему? Какого черта?

Звук собственного голоса вырвал Дункана из размышлений. Он помотал головой, чтобы избавиться от никчемных мыслей. Повернулся спиной к Вселенной, в результате чего та снова стала основой жизни вообще и человеческой жизни в частности, и вошел в шлюз.

Работа и впрямь оказалась несложной. В установленное время Дункан выходил на связь с Каллисто. Обычно они с тамошним оператором просто проверяли, все ли в порядке, а иногда обменивались мнениями по поводу услышанных по радио новостей. Изредка с Каллисто сообщали, что отправили бот, и просили включить маяк. Вскоре после этого прибывал груз; подать к люку бота пустой бак не составляло никакого труда.

День на спутнике был непривычно коротким, а ночь, благодаря Каллисто и Юпитеру, слишком уж светлой. Поэтому Дункан решил жить по часам, которые показывали земное время по гринвичскому меридиану. Поначалу он занимался тем, что распаковывал и размещал припасы, доставленные звездолетом. Кое-что перекочевало в главный купол — личные вещи, еда и то, что требовало тепла и света, кое-что — во второй, маленький, темный и негерметичный, а все остальное отправилось на Каллисто. Покончив с этим, Дункан обнаружил, что делать попросту нечего…

Он составил план, согласно которому время от времени проверял то одно, то другое, поднимался на скалу и регулировал положение солнечных батарей, и так далее. Однако следовать плану было достаточно тяжело. Солнечные батареи, к примеру, вовсе не требовали регулировки. Даже если они выйдут из строя, починить их на месте нельзя: придется связываться с Каллисто, чтобы прислали ракету и забрали батареи, а потом сидеть и ждать, пока очередной звездолет не доставит новые. В контракте четко оговаривалось, что покинуть станцию Дункан может только в том случае, если произойдет какая-нибудь серьезная поломка (причем указывалось, что устраивать поломку самому не рекомендуется — слишком накладно). Короче говоря, план оказался никуда не годным.

Порой Дункан спрашивал себя, не свалял ли он дурака, прихватив на станцию Лелли. Разумеется, марсианка неплохо готовила, да и за порядком следила, однако, не будь ее рядом, у него появилось бы более-менее постоянное занятие — ухаживать за самим собой. Компания из нее никудышная; что взять с инопланетянки, тупой, как робот? Все чаще и чаще Лелли начала раздражать Дункана; ему не нравилось все — как она ходит, как говорит, по-идиотски коверкая слова, как молчит, уставясь перед собой невидящим взором… Она была другой и вдобавок обошлась в две с лишним тысячи фунтов, которые вполне можно было бы потратить на что-то более полезное. А Лелли и не пыталась ничего изменить, даже когда имела такую возможность. Хотя бы физиономия… Любая нормальная девушка заботится о своей внешности, а эта… Левая бровь будто сломана пополам, из-за чего марсияшка выглядит как надравшийся клоун. А ей, похоже, плевать…

— Черт побери! — воскликнул Дункан, сорвавшись в очередной раз. — Ты что, до сих пор не научилась подводить глаза? И краситься тоже не умеешь? Посмотри на эти картинки, а потом взгляни в зеркало на себя. Чучело, да и только! А волосы? Болтаются что твои водоросли. Ради всего святого, сделай завивку, хватит изображать паршивую русалку! Не твоя вина, что ты марсияшка, но хотя бы постарайся выглядеть как приличная женщина!

Лелли поглядела на цветные фотографии на стене, затем сравнила с ними собственное отражение в зеркале.

— Хоросо, — безучастно согласилась она.

— И еще одно! Перестань уродовать язык! Не «хоросо», а «хорошо», понятно? Хо-ро-шо. Повтори.

— Хоросо, — послушно произнесла Лелли.

— О Боже! Ты что, не слышишь? Хо-ро-шо! Ну?

— Хоросо.

— Нет. Язык должен прилегать к нёбу, вот так…

В конце концов Дункан не выдержал.

— Так ты издеваешься? Осторожнее, девочка, осторожнее. Скажи «хорошо».