Том 4. Черный карлик ; Пуритане - [199]

   Глядя на это ужасное зрелище, узнавая в окровавленных головах, а также в страшных и измученных лицах живых страдальцев черты, которые он часто видел во время этого кратковременного восстания, Мортон почувствовал, как у него болезненно сжалось сердце. Потрясенный и подавленный, опустился он в кресло; из этого состояния его вывел голос верного Кадди.

   —      Спаси нас господи, сэр, — бормотал невнятно бедняга; его зубы щелкали, как щипцы для орехов, волосы поднялись дыбом, как щетина кабана, лицо было мертвенно бледно, — спаси нас господи, сэр! Нам велено немедленно предстать пред советом! О господи! Зачем им такой бедняга, как я? Их там столько — знатных и важных лордов! И тут еще матушка притащилась из Глазго, чтобы посмотреть, как я буду ратовать, — так она это зовет, — за истинную веру, то есть как я стану признаваться во всем и буду за эго повешен. Но черта с два, не сделать им из меня дурака, коль я могу придумать кое-что получше! А вот и сам Клеверхауз! Господи, спаси нас и помилуй, говорю я еще раз!

   —      Вам нужно немедленно ехать в совет, мистер Мортон, — сказал Клеверхауз, вошедший в комнату в тот момент, когда Кадди кончал говорить. — Ваш слуга также должен отправиться с вами. Вы можете не тревожиться о своей личной судьбе. Впрочем, предупреждаю: вам придется увидеть нечто весьма неприятное, такое, от чего я бы вас охотно избавил. Моя карета готова. Едем?

   Нетрудно себе представить, что Мортон не осмелился отказаться от этого предложения, как бы мало удовольствия оно ни сулило.

   —      Могу вам сообщить, — продолжал Клеверхауз, когда они спускались по лестнице, — что вы отделаетесь, в общем, легко, и ваш слуга тоже, лишь бы он сумел придержать язык за зубами.

   Услышав эти слова, Кадди пришел в восторг.

   —      Ну нет! За меня можно не беспокоиться, — сказал он, — разве что матушка вмешается в это дело.

   В этот момент в плечо бедного Кадди вцепилась старая Моз, которой удалось пробраться в прихожую.

   —      Ах, дорогой мой, медовый мой! — воскликнула она, вешаясь Кадди на шею. — Я радостна и горда, полна скорби и смиренна, и все в одно время, ибо я вижу сына моего, идущего горделиво ратовать перед советом устами своими за истину, как он ратовал за нее с оружием в руках на поле сражения.

   —      Тише, матушка, тише! — нетерпеливо закричал Кадди.— До чего же вы сумасшедшая женщина! Время ли говорить о таких вещах? Повторяю, не стану я ратовать ни за что. Я уже разговаривал с мистером Паундтекстом и приму декларацию, или как они там ее называют, и если мы это сделаем, то только останемся в выигрыше — он отвечает за себя и за своих прихожан, и это — священник по мне. И ничего не хочу я слышать о ваших проповедях, которые кончаются псалмом на Сенном рынке.

   —      О Кадди, мальчик мой, что станет со мною, если они сгубят тебя! — воскликнула старая Моз, не зная, о чем следует заботиться больше: о спасении души своего сына или о спасении его тела. — Но только помни, дитятко мое ненаглядное, что ты сражался за веру, и не допусти, чтобы страх утратить здешнюю жизнь заставил тебя отречься от твоей благочестивой борьбы.

   —      Та, та, та, матушка, — отвечал Кадди, — сражался я более чем достаточно, с меня довольно, и, говоря по правде, я устал от этого дела. Навидался я всякого оружия и всяких доспехов: и мушкетов, и пистолетов, и курток из буйволовой кожи, и разного снаряжения, и ничего я так не хочу, как снова взяться за плуг. Не знаю, что могло бы заставить человека сражаться (то есть, если он не рассердится), разве что страх, что тебя вздернут или убьют, если ты повернешься спиной.

   —     Но дорогой мой Кадди, — продолжала настаивать Моз, — а твои брачные одежды? Ах, медовый мой, не оскверни своих брачных одежд!

   —     Послушайте, матушка, разве вам невдомек, что меня дожидаются? За меня не тревожьтесь — я знаю получше вашего, что надобно делать, потому что вы несете что-то о браке, а дело идет о том, чтобы не попасть в петлю.

   Сказав это, он вырвался из материнских объятий и попросил солдат, которые были к нему приставлены, доставить его возможно скорее в совет. Клеверхауз и Мортон и без того уже его ожидали.

Глава XXXVI

Мой край родной, прощай!

                     Лорд Байрон

   Тайный совет Шотландии, со времени объединения королевств практически ставший верховным судилищем этой страны, являясь вместе с тем и высшим органом исполнительной власти, собрался в старинном готическом зале, примыкающем к зданию парламента в Эдинбурге. Когда генерал Грэм вошел в этот зал и занял свое место за столом среди членов совета, все было готово к открытию заседания.

   —      Сегодня вы доставили нам, генерал, немало дичи, — сказал председательствовавший в совете важный сановник. — Здесь и трус, чтобы признаться во всем, здесь и задорный боевой петушок, который будет отчаянно защищаться, а как, генерал, прикажете называть третьего?

   —      Отбрасывая иносказания, я попросил бы вашу светлость назвать его человеком, в котором я лично принимаю участие.

   —      И вдобавок — вигом? — заметил сановник, высовывая кончик языка, слишком большого, чтобы помещаться во рту, и скривив свое грубое, отталкивающее лицо в усмешке, которая как нельзя больше к нему подходила.