Том 3. Стихотворения, 1921–1929 - [30]

Во дни оны[11],

Когда буржуазных газет выходили миллионы,

Выдался счастливый-счастливый вечерок:

Верстали мы «Правды» первый номерок –

Рабочим на радость, буржуям в пику,

Меньшевикам не на радость тож:

Была им «Правда», что острый нож.

Что было шуму и веселого крику!

Носились мы по типографии туда и сюда.

Молодые года!

И опять же боевое возбуждение:

Рабочей печати рождение!

Стереотип отливали,

Чуть не танцевали,

А как спустили его в машинное отделение –

Сущее умиление,

Плевать, что шпики на крыльце!

«Правда» в свинце!

Прикасаясь к ней, что к ребенку,

Положили ее в ротационку

И, разинув рот,

Сделали первый поворот.

Что-то приправили, обмазавшись в клее.

Пустили машину веселее.

После окончательной пригонки

Вошли в экстаз.

Порхала «Правда» из ротационки:

«Раз! – Раз! – Раз!»

   Был тогда я голодраным студентом.

Но в связи с торжественным моментом

Облачился в пальтишко новенькое,

Двадцатирублевенькое,

Тем в моей жизни знаменитое,

Что впервые на меня шитое,

А не купленное в татарской кучке

На крикливой толкучке

Пальто с приглаженными заплатами,

С выведенными пятнами,

Отдающее десятью ароматами

Не очень приятными.

   И до того у меня от радости разомлело нутро,

Смотрел я на «Правду» с такой нежной ласкою,

Что не заметил, как присел на ведро

С типографской черною краскою.

Привстану, присяду,

Привстану, присяду,

Не сводя с ротационки взгляду,

А как стал в себя приходить понемножку,

Заметил оплошку:

У пальтишка новенького,

Двадцатирублевенького,

Вся левая пола –

Сплошная смола!

А товарищам потеха,

Валятся от смеха:

«Ай, пола-то, пола какова!..

Не горюй, голова!

Это так называемое

Пятно несмываемое,

Большевистская, значит, печать,

Чтобы сразу тебя отличать!»

   Товарищи были пророки.

Прошли немалые сроки.

Я нередко в почетный угол сажуся

На советском празднике том иль ином.

Но ничем я, ничем я так не горжуся,

Как моим большевистским, правдистским «пятном»!

   Родилася «Правда» газетой маленькой,

На вид захудаленькой,

«Не жилицей на этом свете»

(Не чета буржуазной газете!),

С голосом пролетарски-звонким,

Но порою тонким-претонким,

Доходившим чуть не до писку, –

Жила ведь от риску до риску, –

Жандармы ее хватали за глотку,

А «нянек» швыряли за решетку.

Рабочие ждут свою «Правду» с рассвету,

А ее все нету и нету.

Наконец получат. До чего ж хороша!

Иной обомлеет, взглянув на газету, –

В чем только держится душа!

Но помереть не давали.

По копейкам «правдинский фонд» основали.

«Правда» крепла врагам на беду.

   Однако в четырнадцатом году,

К концу боевого, горячего лета,

Казалось, песенка «Правды» спета.

Наступили «последние времена»,

Мировая война.

Буржуазная «культура» – в пушечном дуле!

   Но при первом же гуле

«Февральского» водополья

Рабочая «Правда» вышла из подполья,

Вышла закаленным бойцом –

С открытым большевистским лицом,

С беспощадной пролетарской картечью –

Ленинской речью!

   Говорить ли про ее боевые успехи?

За ней – героические вехи,

Перед ней – героический путь.

Будь что будь!

Сколько б Черчиллей ни бесилось от ярости,

Это – бешенство старости,

Это – судороги в предсмертный час,

Это хрипит бандит, в петлю угодивший.

Молода наша «Правда», как молод класс,

Ее в боях породивший.

При рождении «Правда» была

По виду мала.

   Но в ней прорастало семя грядущего.

В ней зрела сила ее творца,

Пролетариата-борца,

В своей мощи беспрерывно растущего.

Ее нынешний грозный тираж

Есть этого роста выражение.

   Приходить ли нам в особый раж?

Испытывать ли нам головокружение?

Перед нами – «знаменье положительное»,

Рост головокружительный, как ни суди.

Но, товарищи, верно же: самое головокружительное

Впереди!!

   Исполненный такого убеждения,

Видя ленинской «Правды» бодрый расцвет,

Я, счастливый свидетель ее рождения,

Приношу ей сегодня мой скромный привет!

«Правде» >*

(По случаю знаменательного роста ее тиража…)

Врагов открытых отражая

И беспощадно обнажая

Друзей кичливых злую спесь,

На страже ленинских заветов –

«За коммунизм, за власть советов!»

Стой, как стояла ты поднесь!

Не иначе >*

Учитель в сельской школе

Задал задачу Миколе,

Сынку кулака Прижималова,

Жавшего и старого и малого:

«Вот тебе, Миколка, арифметическая задача:

   У мужика, скажем, подохла кляча

И нужда прет изо всех щелей

После летошнего недорода.

Так он одолжил у твоего папаши сто рублей

И вернул ему четвертную через полгода.

„Потому, – говорит, – что сразу не могу“.

Так на сколько рублей он остался в долгу?»

«На сто рублей, не иначе», –

Подивился Миколай простой задаче.

«Эх, – покосился учитель на Миколку, –

Не будет из тебя толку.

Ты не горячись, подумай хладнокровно.

Мужик заплатил папаше полсотни ровно,

Так сколько осталось в недодаче?»

«Сто рублей, не иначе»,

«Сто рублей?»

«Сто рублей».

«Пошел вон, дуралей!

Половину заплатить, останется половина.

Не знаешь арифметики, дубина!»

«Да рази ж я совсем без головы, –

Раздался обиженный голос Миколаши, –

Я арифметику знаю, а вот вы

Не знаете моего папаши».

* * *

Когда иностранные живоглоты

Строчат нам каверзные ноты,

Предпринимая подлые шаги,

Чтобы содрать с нас царские долги,

И при этом задолженность нашу

Не определяют даже приблизительно,

Нам вспомнить Прижималова-папашу

Весьма и весьма пользительно.

Клади хоть на сто рублей по сту,

Все равно останешься должен этому прохвосту.

А поэтому при разговоре с этими псами…