Том 3. Посмертные записки Пиквикского клуба (Главы XXXI — LVII) - [31]

Зал для пассажиров в «Погребе Белого Коня», конечно, не комфортабелен, иначе он не был бы залом для пассажиров. Комната эта расположена направо от входа, и в нее как будто ввалился честолюбивый кухонный очаг в сопровождении мятежной кочерги, щипцов и совка. Она разбита на отделения для одиночного заключения пассажиров и снабжена часами, зеркалом и живым сервантом, каковой предмет обстановки содержится в маленькой конуре для мытья стаканов, в углу комнаты.

Одно из отделений было занято на сей раз человеком лет сорока пяти, с сердитыми глазами, блестящей лысиной, обрамленной довольно густыми черными волосами, и с большими черными бакенбардами. Его коричневый сюртук был застегнут до подбородка, а большая дорожная шапка из тюленьей кожи, пальто и плащ лежали на скамье подле него. Когда вошел мистер Пиквик, он оторвался от своего завтрака со свирепым и решительным видом, преисполненным достоинства; осмотрев критически этого джентльмена и его спутников, к своему полному удовлетворению, он начал сквозь зубы напевать какой-то мотив, как бы желая выразить подозрение, что его хотят задеть, но из этого ничего не выйдет.

— Лакей!— крикнул джентльмен с бакенбардами.

— Сэр? — отозвался человек с грязным лицом и таким же полотенцем, вылезая из вышеупомянутой конуры.

— Еще гренков.

— Слушаю, сэр.

— С маслом, не забудьте,— свирепо сказал джентльмен.

— Сию минуту, сэр,— ответил лакей.

Джентльмен с бакенбардами продолжал напевать себе под нос и в ожидании прибытия гренков подошел к очагу и, заложив под мышки фалды сюртука, посмотрел на свои башмаки и задумался.

— Интересно, где останавливается в Бате эта карета,— тихо сказал мистер Пиквик, обращаясь к мистеру Уинклю.

— Гм… э… что такое? — проговорил незнакомец.

— Я обратился к своему другу, сэр,— ответил мистер Пиквик, всегда готовый вступить в разговор.— Я хотел бы знать, у какой гостиницы в Бате останавливается карета? Быть может, вы мне сообщите?

— Вы едете в Бат? — спросил незнакомец.

— Да, сэр,— отозвался мистер Пиквик.

— И эти джентльмены?

— И они также,— сказал мистер Пиквик.

— Не внутри, надеюсь? Будь я проклят, если вы собираетесь ехать внутри! — воскликнул незнакомец.

— Не все,— сказал мистер Пиквик.

— Надеюсь, не все! — выразительно произнес незнакомец.— Я занял два места. Если они попробуют всунуть шестерых в этот адский ящик, который вмещает только четверых, я найму дорожную карету и подам в суд. Я заплатил за проезд. Это не пройдет. Я сказал клерку, когда брал места, что это не пройдет. Я знаю, как это у них делается… Я знаю, что они проделывают это ежедневно, но со мной они этого никогда не проделают. Тем, кто меня знает, это хорошо известно, черт побери!

Свирепый джентльмен неистово позвонил в колокольчик и объявил лакею, чтобы тот подал гренки через пять секунд, иначе ему придется плохо.

— Мой дорогой сэр,— сказал мистер Пиквик,— разрешите мне заметить, что такое волнение совершенно излишне. Я взял только два места внутри кареты.

— Рад это слышать,— отозвался свирепый человек.— Беру назад свои слова. Прошу извинения. Вот моя карточка. Разрешите познакомиться.

— С большим удовольствием, сэр,— ответил мистер Пиквик.— Нам предстоит быть попутчиками, и, надеюсь, мы будем довольны обществом друг друга.

— Надеюсь,— сказал свирепый джентльмен.— Уверен, что будем. Мне нравятся ваши лица, они приятны. Джентльмены, ваши руки и фамилии. Познакомимся.

Разумеется, за этой любезной речью последовал обмен дружескими приветствиями, и свирепый джентльмен тотчас же начал сообщать друзьям теми же короткими, резкими, отрывистыми фразами, что его фамилия Даулер, что он едет в Бат для развлечения, что прежде он служил в армии, что теперь он занялся коммерцией, как подобает джентльмену, что он живет на получаемые от этого доходы и что лицо, для которого заказано второе место,— не более и не менее как миссис Даулер, его законная супруга.

— Она прекрасная женщина,— сказал мистер Даулер.— Я горжусь ею. У меня есть для этого основания.

— Надеюсь, я буду иметь удовольствие судить об этом,— с улыбкой заметал мистер Пиквик.

— Будете,— отозвался Даулер.— Она познакомится с вами… она оценит вас. Я ухаживал за ней при своеобразных обстоятельствах. Я добился ее, дав опрометчивую клятву. Я ее увидел; я ее полюбил; я сделал предложение, она мне отказала. «Вы любите другого?» — «Пощадите мою стыдливость».— «Я его знаю?» — «Знаете».— «Очень хорошо; если он не уедет отсюда, я сдеру с него кожу».

— Помилуй бог! — невольно воскликнул мистер Пиквик.

— Вы содрали кожу с этого джентльмена, сэр? — осведомился мистер Уинкль, сильно побледнев.

— Я написал ему записку. Я сказал, что это мучительная вещь. И это так.

— Несомненно,— вставил мистер Уинкль.

— Я сказал, что дал слово джентльмена содрать с него кожу. Моя репутация была поставлена на карту. У меня не было иного выхода. Как офицер службы его величества, я был обязан содрать с него кожу. Я жалел о такой необходимости, но я должен был это сделать. Он внял убеждениям, он понял, что законы службы выше всего. Он бежал. Я женился на ней. Вот и карета. Это ее голова.

Тут мистер Даулер указал на только что подъехавшую карету, из открытого окна которой выглядывала довольно хорошенькая особа в ярко-синей шляпе, отыскивавшая глазами кого-то в толпе на тротуаре,— должно быть, этого неистового человека.