Том 3. От конца правления Мстислава Торопецкого до княжения Димитрия Иоанновича Донского, 1228-1389 гг. - [9]

Обратимся теперь к народонаселению городскому и сельскому. Русская земля в самом обширном смысле слова, т. е. все русские владения, разделялась на несколько отдельных земель, или волостей: Русская земля (в тесном смысле, т, е. Киевская), Волынская, Смоленская, Суздальская и т. д.; слово волость, власть означало и княжение (власть), и княжество (владение, область). Между словами: волость и земля можно, впрочем, заметить различие: земля имела чисто географическое значение, тогда как волость содержит в себе всегда значение зависимости известного участка земли от князя или главного города; в этом смысле название волости носит окружная земля в противоположность городу, и жители ее в противоположность горожанам; Новгородская земля есть Новгородия, земля, обитаемая новгородцами, как Польская земля есть Польша, Чешская земля – Богемия; Новгородская же волость означает земли, подведомственные, подчиненные Новгороду Великому. Переход слова «власть» (волость) от означения владеющего к означению владеемого был очень легок: князь, старший город были власти, владели окружающими населенными местами, здесь была их власть, эти места были в их власти, они были их власть. Первоначально, до призвания Рюрика, летописец указывает нам племена, независимые друг от друга: это видно из его слов, что каждое племя имело свое княженье; встречаем сначала и названия земель от имени племен, например Деревская земля; следовательно можно думать, что первоначально границы земель соответствовали границам племен. Но, с тех пор как началась деятельность князей Рюриковичей, это совпадение границ было нарушено, и в последующем делении земель или волостей между князьями мы не можем отыскать прежнего основания: так, земля Новгородская заключает в себе землю и славян и кривичей, земля Полоцкая – землю кривичей и дреговичей, Смоленская – кривичей и радимичей, Киевская – полян, древлян и дреговичей. Черниговская – северян и вятичей. Уже самая перемена названий, исчезновение имен племенных, заменение их именами, заимствованными от главных городов, показывает нам, что основание деления здесь другое, а не прежнее племенное. Несмотря, впрочем, на то, что явилось новое могущественное начало, власть княжеская, под влиянием которой, несомненно, совершился переход народонаселения из племенного быта в областной, прежнее значение древних главных городов не утратилось для окружного народонаселения, чему, разумеется, прежде всего способствовала первоначальная неопределенность отношений городового народонаселения к князьям, неопределенность, преимущественно зависевшая от родовых княжеских отношений, от частого перехода князей из одной волости в другую: при спорности прав княжеских относительно наследства, при усобицах, отсутствия князей волости необходимо должны были смотреть на главные, старшие города, сообразоваться с их решением. Отсюда главные, древние, старшие города в волости удерживают относительно последней, относительно младших городов или пригородов значение властей, называются властями: «Новгородцы изначала, и смолняне, и киевляне, и полочане, и все власти, как на думу, на веча сходятся, и на чем старшие положат, на том пригороды станут», – говорит летописец. Таких мест летописи, из которых можно было бы узнать об отношениях младших городов в волости к старшим, очень мало; тут же в рассказе летописца под 1175 г. видим, что ростовцы считают себя в праве посадить посадника в пригороде своем Владимире, и владимирцы потом, утесненные Ростиславичами, обращаются с жалобою к жителям старших городов – ростовцам и суздальцам. Летописец Новгородский сообщает нам также несколько скудных известий об отношениях Новгорода к своим пригородам, преимущественно Пскову и Ладоге. Мы не можем искать первоначальных пригородных отношений Пскова к Новгороду в дорюриковское время: Псков был городом совсем другого племени, племени кривичей; мы не знаем, каким образом Псков получил значение главного места в окружной стране вместо Изборска или Словенска (как он называется в Псковской летописи), стольного города Труворова; но как бы то ни было, мы не имеем права предполагать зависимости изборских кривичей от славян новгородских во время призвания князей и думать, что позднейшая зависимость Пскова от Новгорода была следствием этой давней зависимости. Весь белозерская, подобно кривичам изборским, участвовала в призвании князей, среди нее утвердил свой стол второй брат Рюриков, Синеус, и, однако, потом Белозерск отошел от Новгорода к области другого княжества. Поэтому с достоверностию можно положить, что зависимость Пскова от Новгорода началась во время князей и вследствие княжеских отношений. Братья Рюрика, по свидетельству летописца, скоро умерли, и Рюрик принял один всю их волость; следовательно, страна изборских кривичей вместе со Псковом подчинилась, по смерти Трувора, Рюрику, утвердившему стол свой в Новгороде, который поэтому стал главным городом, правительственным средоточием во всей стране, признававшей своим князем Рюрика. Вот где должно искать начала зависимости Пскова от Новгорода, или, лучше сказать, от власти, пребывающей в Новгороде: князь новгородский был вместе и князем псковским и назначал во Псков своего посадника: отсюда обычай брать Пскову всегда посадника из Новгорода. В 1132 году по случаю сильной смуты вследствие отъезда князя Всеволода Мстиславича в южный Переяславль псковичи и ладожане пришли в Новгород и здесь получили для себя посадников. В 1136 году новгородцы, вздумавши передаться Ольговичам, призвали псковичей и ладожан. Это известие показывает, что старшие города не решали иногда важных дел без ведома пригородов; говорим иногда, потому что при неопределенности тогдашних отношений не имеем права из одного или двух известий заключать, что так необходимо всегда было. Под 1148 годом встречаем известие, что великий князь Изяслав Мстиславич, приехавши в Новгород, созвал вече, на которое сошлись новгородцы и псковичи: пришли ли псковичи и на этот раз нарочно, по случаю приезда великого князя, или сошлись на вече псковичи, бывшие тогда по своим делам в Новгороде, – решить нельзя. Неопределенность этих отношений видна уже из того, что иногда являются псковичи и ладожане, иногда одни псковичи, о жителях других пригородов не встречаем ни малейшего упоминовения. Та же неопределенность в отношениях старших городов к младшим и в земле Ростовской: по смерти Боголюбского ростовцы, суздальцы переяславцы и