Том 3. Драмы - [3]

Как бешеный тут кто-то пробежал

И даже мне не поклонился.

Алварец

Да, я теперь лишь из дому прогнал

Питомца своего; давно пора уж было.

Соррини

И я давно уже заметил это;

Но не хотел лишь беспокоить вас…

Повеса он большой, и пылкий малый,

С мечтательной и буйной головой.

Такие люди не служить родились,

Но всем другим приказывать.

Не то, что мы: которые должны

Склоняться ежедневно в прахе,

Чтоб чувствовать ничтожество свое,

Стараясь добрыми делами

Купить себе прощенье за грехи.

А что он сделал, должно ли мне знать?

Быть может, против церкви или короля –

Так мне не худо знать…

Алварец

Бедняга этот…

Соррини

Бедняга?

Алварец

Как же! Я его нашел

Ребенком, брошенным на улице.

Соррини

Таким бы людям надобно прощать,

Они наказаны уж богом.

Алварец

Как прощать?

Да я вам расскажу, что сделал он.

Соррини (в сторону)

Как жалко, что его карманы пусты;

А то набил бы я свои потуже.

Так в мире всё из рук в другие переходит.

Алварец (с таинственным видом)

Когда он был еще ребенком, позволял

Ему я с дочерью моей играть;

Они играли да играли – я не думал,

Что выдет что-нибудь из этого худое.

Бывало, спросишь: что вы, дети? – Мы играем. –

Во что? – В любовь! – и нежно целовались,

Как горлицы. Фернандо, став постарше,

Уж понял, что нейдет так вольно обращаться,

И начал думать, как бы продолжать

Игру когда-нибудь, – из слов его я видел

Нередко, что желал бы он жениться

На дочери моей. Как я взбесился,

Вы можете понять, отец Соррини!..

С тех пор я стал с ним груб, суров, хоть против воли;

Как вы ни говорите, взял его

Еще ребенком я под эту крышу;

Он жил со мною двадцать лет;

Был будто первенцем моим… недавно

Я вновь хотел с ним показаться нежным –

Как вдруг узнал я от жены моей,

Что хочет у меня просить Фернандо

Эмилию в замужство… ну ж, меня

Вы знаете, – хоть сед – но как взбешусь…

Ну!.. Я и уговаривал его;

И представлял все важные причины, –

Он много мне грубил – и я решился

Прогнать его из дома наконец.

И не увидит христианская душа

Его ноги в дверях моих. В том я уверен!..

Соррини

Хм! Хм! Что ж ваша дочь?

Алварец

Не знаю. У обедни

Она теперь сидит с моей женою

И, верно, молится о нем. Да как вы

Мальчишке этому дорогу уступили,

Когда не поклонился даже он?..

Как вы его не удержали тотчас,

Чтоб должного потребовать почтенья?

Соррини

Слепым дорогу должно очищать!

Алварец

Слепым? Да он глядел ведь в оба глаза.

Соррини (с презрительной улыбкой)

Конечно, вы не поняли меня:

Покуда ни одной сединки не видать

На голове, пока огнем живым,

Как розами, красуються ланиты,

Пока глаза во лбу не потускнели,

Пока трепещет сердце от всего,

От радости, печали, ревности, любви,

Надежды, – и пока всё это

Не пронеслось – и навсегда, – есть страсти, страсти

Ужасные; как тучею, они

Взор человека покрывают, их гроза

Свирепствует в душе несчастной – и она

Достойна сожаления бесспорно.

Такие люди слепы; ваш Фернандо

Из их числа. Так что ж мне было делать?

Я должен был дорогу уступить,

Совсем не от того, чтоб я боялся…

А… без причин с опасностию спорить

Нейдет ни званью моему, ни чину;

Вы согласитесь,

(показывая на крест)

этот крест смиренью учит

Меня. Тот, кто на нем был распят,

Моим примером должен быть – и я

Как мог свою обязанность исполнил!..

(Слуга Сорриния входит с письмом и отдает его своему господину.)

Слуга

Отец Соррини! Вот письмо от бедной.

Лишь только вы ушли, она явилась в дом наш.

Соррини

Да от кого письмо, – какая крайность?

Слуга

От бедной женщины, которую прогнали

Намедни вы…

Соррини (прерывает его)

И нынче приходить велел.

Слуга

О господин мой, как она жалка;

Я, слыша речь ее, расплакался.

Шесть, семь ребят в лохмотьях,

Лежащих на соломе без кусочка хлеба

Насущного. Как я воображал их крик:

«Мать! Дай нам хлеба, – хлеба… мать! – дай хлеба!»

Признаться, сердце сжалось у меня.

Соррини

Молчи, молчи – не то и я заплачу!..

О боже мой, пошли благословенье

На бедную, забытую семью.

Услыши недостойного молитву.

(Слуге громко)

Дай пять серебряных монет – да от меня –

(Слуга смотрит на него. Соррини подходит и говорит тихо)

Ступай; дай ей одну!..

Слуга

Да сжальтеся!..

Соррини (топнув, громко)

Как? Много?

Добра не делаем мы никогда довольно…

(Слуга в смущении уходит.)

Алварец

Я удивляюсь вам, святой отец.

Соррини

Ах! Замолчите – я молю вас – слышать страшно…

Я самый – самый бедный грешник.

Алварец (глядит в окно)

Вот и жена моя идет из церкви,

А с ней Эмилия с своими четками.

Соррини (в сторону)

Идет, прелестная! Пусть бережется; если

Заронит искру пламя в эту грудь,

Оледеневшую от лет… то не легко

Она избегнет рук моих– мне трудно

Носить поныне маску – и что ж делать?

Того уж требует мой сан. Ха! Ха! Ха! Ха!..

(Эмилия и донна Мария входят.)

Как счастлив я, что вижу наконец

Прелестную Марию – и тебя,

Невинную Эмилию. О! Алварец!

Не должен тот роптать на провиденье,

Кто обладает этими дарами неба,

Хотя бы крыши не было от солнца

Их защитить.

Алварец

Эмилия, поди сюда.

Я объявил отцу Сорринию,

Что влюблена ты.

Эмилия(покраснев)

Батюшка!

Алварец

Молчи.

Отец святой тебя наставить хочет

В том, как вредна любовь, – а ты,

Ты слушай со вниманьем – чтоб ни слова

Не кинул он на воздух – сердце

Твое запутано; не знаешь ты,

Чего ты хочешь, – он тебе откроет

Опасность страшную любви.

Соррини

Да, если мне позволил ваш родитель,

То я готов неопытность ввести