Том 21. Поцелуй мой кулак. За все рассчитаюсь с тобой. - [9]

— Можете описать мальчишку?

— Примерно лет десяти, черная рубашка, джинсы, — ответил я. — Темноволосый, грязный.

— Видите его здесь?

Я обернулся и посмотрел на сидящих в ряд ребят. Большинство из них были темноволосые, грязные, все как один одетые в черные рубашки и джинсы.

— Это мог быть любой из них, — ответил я.

— Угу, — промычал он, не переставая сверлить меня взглядом. — Вы уверены насчет стоимости портсигара?

— Абсолютно!

— Угу, — он потер грязную шею, потом, после небольшого раздумья, положил бланк на стопку точно таких же. — Если мы его найдем, дадим вам знать. — Последовала пауза, потом он небрежно поинтересовался: — Долго пробудете?

— Два или три месяца.

— С мисс Бакстер?

— Такова идея.

Секунду он изучал меня, потом презрительная улыбка медленно наползла на его лицо.

— Ничего себе идея!

— Думаете, мне столько не продержаться?

Он засопел и снова принялся катать карандаш.

— Если мы его найдем, вас известят. Полторы тысячи баксов, каково!

— Да.

Он кивнул, потом вдруг проревел громовым голосом:

— Сидеть смирно, стервецы!

Я вышел и уже в дверях слышал, как он говорил другому копу, до этого молча подпиравшему грязную стенку:

— Еще один тронутый!

Часы показывали двадцать минут второго, когда я отправился на поиски ресторана, но, к моему удивлению, на главной улице их не оказалось. В конце концов пришлось довольствоваться сальным гамбургером в баре, набитом потными, пахнущими грязью людьми, с подозрением пялившими на меня глаза и сразу отводившими взгляд, едва я смотрел на них.

Выйдя из бара, я решил пройтись. Луисвилл не тот город, который может предложить что-либо достойное по части зрелищ. Кроме пыли и нищеты, здесь ничего нет. Я медленно обошел район, помеченный на карте Дженни как сектор номер пять, и познакомился с миром, о существовании которого не догадывался.

После блеска и великолепия Парадиз-Сити мне показалось, что я спустился в Ад Данте. На каждой улице во мне немедленно распознавали чужака. Люди сторонились меня, недоуменно оглядываясь и перешептываясь за моей спиной. Ребята свистели мне вслед, некоторые издавали громкие, непристойные звуки. Но я упрямо ходил до четырех часов, после чего повернул к офису Дженни. Теперь она казалась мне необычайной женщиной. Провести два года в таком аду и сохранить способность так улыбаться — немалое достижение.

Когда я вошел, то застал ее сидящей за столом и что-то быстро пишущей на желтом бланке. При моем появлении она подняла голову и встретила все той же теплой улыбкой, о которой я только что думал.

— Так-то лучше, Ларри, — она с одобрением посмотрела на мой наряд. — Гораздо лучше. Садитесь, я объясню вам свою систему регистрации, как я ее называю в шутку. Вы умеете обращаться с пишущей машинкой?

— Умею.

Я сел и подумал, а не сказать ли ей о портсигаре, но потом решил промолчать. У нее и так слишком много забот, чтобы думать еще и о моих.

В течение следующего часа она объясняла мне свою систему учета, показала сводки и картотеку, и все это время не переставая звонил телефон. В шестом часу она взяла несколько бланков, пару авторучек и заявила, что ей нужно идти.

— Закрывайте в шесть, — сказала она на прощание. — Но если бы вы напоследок успели отпечатать пару этих сводок…

— Нет проблем! Куда вы отправляетесь?

— В больницу. Надо навестить трех старушек. Мы открываем в девять утра. Но, возможно, я не сумею прийти раньше полудня. Завтра мой день посещения тюрьмы. Импровизируйте, Ларри. Не пасуйте перед ними, но за нос водить тоже не позволяйте. Если им понадобится что-то серьезное, скажите, чтобы поговорили со мной.

Махнув на прощание рукой, она исчезла.

Я отпечатал сводки, обработал их и разнес по карточкам. Затем привел в порядок картотеку. Меня удивило и немного разочаровало молчание телефона. Люди словно знали, что Дженни здесь нет и некому ответить.

Впереди был скучный вечер. Заполнить его было нечем, оставалось только вернуться в отель. После некоторого размышления я решил задержаться и привести в порядок картотеку. Надо признаться, много я не наработал. Начав читать карточки, я увлекся. Они раскрывали живую картину отчаяния, нищеты, преступности. Это захватывало, как чтение первоклассного детектива. Я начал постигать процессы, происходящие в пятом секторе этого вечно накрытого облаком смога города. Когда стемнело, я включил настольную лампу и продолжил чтение. Время перестало существовать. Я настолько увлекся, что не услышал, как открылась дверь. Но даже если бы и не это, я вряд ли смог услышать хоть что-то, до такой степени ловко это было проделано. Дверь открывалась постепенно, дюйм за дюймом, и лишь когда на карточку упала тень, я понял, что в помещении кто-то есть.

Я буквально подскочил от неожиданности. Этого они и добивались. При тогдашнем состоянии моих нервов сделать это не составляло труда. Авторучка выпала из моей руки и покатилась по столу, мышцы живота конвульсивно сжались.

Мне никогда не забыть первую встречу с Призраком Джинксом. Тогда я не мог знать, кто стоит передо мной, но когда на следующее утро описал своего посетителя Дженни, она сказала, что это именно он.

Вообразите высокого, очень худого юнца лет около двадцати двух. Темные волосы, никогда не знавшие расчески, сальными прядями свисали на плечи. Его худое лицо цветом походило на застывшее баранье сало. Глаза, как две темные бусинки, были расположены вплотную к горбатому носу. На губах играла глумливая улыбочка. Одежда его состояла из грязной, некогда желтой рубашки и несусветных штанов, отделанных кошачьим мехом по бедрам и краям штанин. Тонкие, но мускулистые руки были покрыты татуировкой. Кисти с тыльной стороны пересекали непристойные надписи. Тонкую, почти девичью талию стягивал семидюймовый кожаный ремень, усаженный острыми медными шипами, — страшное оружие, если ударить им по лицу. От него так и несло едким запахом пота. Казалось, если он встряхнет головой, на поверхность стола посыплются вши.