Том 2. Зайчики на стене - [59]
Мы вышли из магазина, я — навьюченный дробью, она — веселая, жизнерадостная, с какой — то картонкой в руке.
— Вы знаете, что было бы, если бы приказчик дал вам для лампы порох?
Мой зловещий тон испугал ее.
— А что? Оно бы загорелось?
— «Оно» взорвало бы весь дом на воздух.
— Что вы говорите! Какой ужас! А дробь опасна?
Я пожал плечами.
— В ваших руках — пожалуй.
Когда мы подошли к дому, она пригласила меня зайти отдохнуть. Мы втащили в столовую лампу, дробь, и Верочка сейчас же захлопотала.
Энергия у нее была изумительная.
— Марья! Дай гвоздь, принеси керосину, спичек и скамеечку. А вы сядьте пока там в углу и не мешайте мне. Я это сделаю в две минуты.
Так как стол был уже накрыт, то она отодвинула приборы, поставила скамеечку и с гвоздем потянулась к потолку.
— Чем же я его забью? Молотка у нас, кажется, нет…
Она попробовала спичечной коробкой. Спички рассыпались, и коробка сломалась. Она подумала, бросила коробку и взяла со стола чайный стакан. При столкновении с гвоздем он разлетелся вдребезги, и Верочка, улыбаясь сквозь слезы, стала сосать обрезанную руку. Пущенные последовательно в дело нож, вилка и разливательная ложка встретили со стороны коренастого гвоздя самое тупое, решительное сопротивление.
Наконец, в дело вмешалось тяжелое, солидное пресс — папье. Оно исполнило возложенную на него миссию удовлетворительно, хотя с большим ущербом для себя, потолка, гвоздя и пальцев хозяйки. После этого лампа, без суда и следствия, была торжественно повешена.
— Как вы думаете, крепко держится?
Я высказал предположение, что ходьба по полу верхнего этажа может довести лампу до самого легкомысленного падения.
— Неужели? Марья! Пойди скажи, чтобы наверху поменьше ходили.
— Вы лучше попросите их съехать с квартиры, — посоветовал я.
Она подумала.
— Нет, знаете… это неудобно.
— Отчего неудобно? Если вы предложите им выбор между тем, чтобы сгореть заживо или расстаться с квартирой, — я уверен, они выберут второе.
— Нет, пустяки. Ничего не случится… висит же она уже пять минут, и ничего. Теперь только налить керосину, зажечь, и мы можем обедать.
Она взяла со стола бутылку, вылила керосин в резервуар и зажгла фитиль.
Фитиль потух.
Она поболтала лампой и опять зажгла.
Фитиль опять потух.
Были мобилизованы все наличные силы: я и Марья.
Лампа заявила, что гореть она не будет ни под каким видом.
Мы дули в нее, выкручивали фитиль, разбирали горелку, снова зажигали, а она, подмигнув иронически, сейчас же гасла.
— Очевидно, вас с лампой надули. Пошлите Марью переменить.
Так как Верочка изнемогала от усталости, то согласилась немедленно.
— Керосин только вылью. Марья, дай бутылку!
Потом до меня донесся удивленный голос Верочки:
— Чудеса! Недавно из этой бутылки вылила керосин, а она опять полна. Ничего не понимаю.
Заинтересованный, я подошел.
— Позвольте, Верочка! Вы не в ту бутылку льете.
— Много вы понимаете! Та с уксусом. Глупая Марья забыла ее на столе.
— Она не с уксусом, а пустая.
Верочка опустила лампу и растерянно посмотрела на меня.
— Вы знаете, почему лампа не горела?
Я подошел к ней ближе и сказал:
— Теперь я это знаю. Несчастное существо! Куда вы годитесь?!
— Пустите меня! Как вы смеете целоваться? Это наглость… Вы непорядочный человек!
— Кто, я? Негодяй первой степени. Разве вы не знали? — Вы пользуетесь тем, что я одна!
— Чего же от меня ожидать хорошего… Конечно, условия воспитания, полная заброшенность в детстве, фребелевский метод обучения…
Она старалась вырваться, но, очевидно, возня с лампой так утомила ее, что голова ее опустилась на мою грудь.
Она посмотрела на меня и сказала:
— Какой вы смешной!
Потом она решила, что лучший выход из положения — ответить мне таким же сочным поцелуем.
Бедное, беспомощное создание!
Это было единственное, что она умела делать как следует.
ДРУГ
Душилов вскочил с своего места и, схватив руку Крошкина, попытался выдернуть ее из предплечья.
Он был бы очень удивлен, если бы кто — нибудь сказал ему, что эта хирургическая операция имела очень мало сходства с обыкновенным дружеским пожатием.
— Крошкин, дружище! Кой черт тебя дернул на это?
Душилов помолчал и взял руку Крошкина на этот раз с осторожностью, как будто дивясь прочности Крошкиных связок после давешнего рукопожатия.
— Видишь, ты уже раскаиваешься… Ведь я эти глупые романы знаю — вот как! Я как будто сейчас вижу завязку этой гадости: когда однажды никого из ближних не было, ты ни с того ни с сего взял и поцеловал ее в физиономию, у них иногда действительно бывают такие физиономии… забавные. Она, конечно, как полагается в хороших домах, повисла у тебя на шее, а ты вместо того, чтобы стряхнуть ее на пол, сделал предложение… было так?
Крошкин пожал плечами.
— Уж очень ты оригинально излагаешь! Впрочем, что — то подобное было. Но что поделаешь… Глупость совершена — предложение сделано.
— Ах ты, Господи! Можно все еще исправить. Ты еще можешь разойтись.
— Черт возьми! Как?!
Душилов впал в унылое раздумье.
— Не мог ли бы ты… поколотить ее отца, что ли! Тогда, я полагаю, всё бы расстроилось, а?
— То есть как поколотить? За что?
— Ну… причину можно найти. Явиться не в своем виде прямо к старику. Ты что, мол, делаешь? Газету читаешь? Так вот тебе газета! Да по голове его!
Как отметить новогодние праздники так, чтобы потом весь год вспоминать о них с улыбкой? В этой книге вы точно найдёте пару-тройку превосходных идей! Например, как с помощью бутылки газировки победить в необычном состязании, или как сделать своими руками такой подарок маме, которому ужаснётся обрадуется вся семья, включая кота, или как занять первое место на конкурсе карнавальных костюмов. Эти и другие весёлые новогодние истории рассказали классики и современники — писатели Аркадий Аверченко, Михаил Зощенко, Н.
Аркадий Аверченко – «король смеха», как называли его современники, – обладал удивительной способностью воссоздавать абсурдность жизни российского обывателя, с легкостью изобретая остроумные сюжеты и создавая массу смешных положений, диалогов и импровизаций. Юмор Аверченко способен вызвать улыбку на устах даже самого серьезного читателя.В книгу вошли рассказы, относящиеся к разным периодам творчества писателя, цикл «О маленьких – для больших», повесть «Экспедиция в Западную Европу сатириконцев…», а также его последнее произведение – роман «Шутка мецената».
Жанр святочных рассказов был популярен в разных странах и во все времена. В России, например, даже в советские годы, во время гонений на Церковь, этот жанр продолжал жить. Трансформировавшись в «новогоднюю сказку», перейдя из книги в кино, он сохранял свою притягательность для взрослых и детей. В сборнике вы найдёте самые разные святочные рассказы — старинные и современные, созданные как российскими, так и зарубежными авторами… Но все их объединяет вера в то, что Христос рождающийся приносит в мир Свет, радость, чудо…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Среди мистификаций, созданных русской литературой XX века, «Всеобщая история, обработанная „Сатириконом“» (1910) по сей день занимает уникальное и никем не оспариваемое место: перед нами не просто исполинский капустник длиной во всю человеческую историю, а еще и почти единственный у нас образец черного юмора — особенно черного, если вспомнить, какое у этой «Истории» (и просто истории) в XX веке было продолжение. Книга, созданная великими сатириками своего времени — Тэффи, Аверченко, Дымовым и О. Л. д'Ором, — не переиздавалась три четверти века, а теперь изучается в начальной школе на уроках внеклассного чтения.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
В шестой том сочинений А Аверченко вошли два его знаменитых сборника рассказов о детях: «О маленьких — для больших», «Шалуны и ротозеи», а также несколько других, известных сборников. Впервые спустя столетие публикуются «Свинцовые сухари» и еще три выпуска «Дешёвой юмористической библиотеки “Нового Сатирикона”.
В настоящий том, помимо известных произведений — «Подходцев и двое других», «Позолоченные пилюли», входит не издававшийся около ста лет сборник рассказов «Дикое мясо».