Том 2. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Сказки - [66]

Работник сел в лодку-плоскодонку, положил Ярро на дно и начал отталкиваться шестом от берега. Тут в лодку прыгнул Цезарь. Селезень, уже привыкший видеть от людей только добро, сказал ему, что очень благодарен работнику, который вывез его на озеро. Только незачем было опутывать его силками! Он вовсе не собирается улетать от хозяев. Цезарь не ответил. Да и вообще в то утро он был неразговорчив.

Ярро, правда, немного удивило, что работник захватил с собой ружье. Ему не верилось: неужто кто-либо из добрых людей, живших в крестьянской усадьбе, захочет стрелять птиц? Да и Цезарь говорил ему, будто люди в эту пору не охотятся.

— Охотиться сейчас запрещено, но, ясное дело, этот запрет не для меня, — гордо произнес пес.

Тем временем работник подплыл к одному из небольших, окруженных тростником островков. Он вылез из лодки, собрал сухой тростник в большую кучу, а сам спрятался за ней. Ярро же, опутанному силками и привязанному к лодке длинной веревочкой, позволили погулять по мелководью.

Вдруг Ярро заметил несколько молодых селезней, вместе с которыми он прежде не раз летал наперегонки над озером. Они были далеко, но Ярро подозвал их к себе громким кряканьем. Они ответили на его клич, и большая красивая стая крякв начала приближаться к островку. Они еще подлетали, когда Ярро начал рассказывать им о своем чудесном спасении и о людской доброте. Вдруг за его спиной прогремели два выстрела. Три утки упали мертвыми в заросли тростника, а Цезарь, бултыхнувшись в воду, подобрал их.

И тогда Ярро понял. Люди спасли его, чтобы сделать манком. Им это удалось — три утки погибли по его вине. Ему казалось, что он и сам вот-вот умрет от стыда и что даже его друг Цезарь с презрением смотрит на него. Когда они вернулись домой, селезень не посмел лечь рядом с собакой.

На другое утро Ярро снова отвезли на отмель, И на этот раз он вскоре заметил нескольких уток. Но увидев, что они летят к нему, селезень закричал:

— Прочь! Прочь! Берегитесь! Летите в другую сторону. За тростником прячется охотник! Я только манок!

К счастью, кряквы его услышали и пролетели стороной.

Ярро был так занят сторожевой службой, что даже не успел пощипать травы. Стоило хоть одной птице приблизиться к островку, как он выкрикивал ей свое предостережение. Он предупреждал даже уток-поганок, хотя терпеть их не мог. Ведь они выживали крякв из самых лучших убежищ! Но Ярро не желал, чтобы хоть одна птица попала в беду из-за него. И в этот день работнику пришлось вернуться домой, так и не сделав ни одного выстрела.

Несмотря на это, Цезарь в тот день был настроен более ласково, чем вчера. А когда настал вечер, он, схватив селезня зубами, отнес его к очагу и держал в своих лапах, пока тот спал. Но Ярро уже не жилось в усадьбе так хорошо, как прежде; он был глубоко несчастен. Сердце его разрывалось при мысли о том, что люди никогда его не любили. Когда хозяйка или малыш подходили погладить селезня, он засовывал клюв под крыло и притворялся спящим.

Много дней подряд нес Ярро свою горькую сторожевую службу, и его уже хорошо знали на всем озере Токерн. Но вот однажды утром, когда он по своему обыкновению прокричал: «Берегитесь, птицы! Не приближайтесь ко мне! Я всего лишь манок!» — к отмели, где он был привязан, подплыло гнездо утки-поганки. Ничего удивительного в этом не было. Гнездо сохранилось с прошлого года, а так как поганкины гнезда построены так, что могут плавать по воде, словно лодки, их часто носит по озеру. Но Ярро застыл на месте, не спуская глаз с гнезда; оно так уверенно плыло прямо к каменистому островку, словно чья-то рука направляла его.

Когда же гнездо очутилось совсем близко, Ярро увидел, что в нем сидит и гребет двумя щепками крошечный человечек — такого крошечного ему еще видеть не доводилось. И этот человечек прокричал селезню:

— Спустись как можно ближе к воде, Ярро, и приготовься! Скоро тебя освободят, и ты сможешь улететь!

Миг спустя поганкино гнездо причалило к берегу, но маленький гребец не покидал его, а молча сидел, забившись между веточками и соломинками. Ярро тоже не шевелился. Он словно окаменел от страха при мысли, что его спасителя могут обнаружить.

Вдруг в воздухе показалась стая диких гусей. Ярро, опомнившись, предупредил их громким кряканьем, но, несмотря на это, они несколько раз пролетели взад-вперед над отмелью. Правда, они держались так высоко, что выстрел бы их все равно не достал, но работник все-таки не удержался, и несколько раз пальнул им вслед. Не успели отгреметь выстрелы, как крошечный мальчуган, прыгнув на берег, вытащил из чехла маленький нож и быстрыми ударами перерезал силки, стягивавшие крылья селезня.

— Улетай, Ярро, пока работник не перезарядил ружье! — воскликнул он. Сам же, вскочив в поганкино гнездо, оттолкнулся от берега.

Охотник не сводил глаз с гусей и не заметил, как Ярро освободили. Пес же следил за тем, что происходит, и лишь только Ярро поднял крылья, он, ринувшись вперед, вцепился ему в шею. Селезень жалобно закричал, но мальчуган, освободивший его, с величайшим спокойствием сказал Цезарю:

— Если ты и на самом деле столь же благороден, как кажешься, ты не захочешь вынудить эту честную птицу сидеть здесь, накликая беду на других!