Том 2. Удивительное путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции. Сказки - [185]

Дикие гуси пролетали также над лоцманскими станциями. Стены лоцманских домов были выкрашены в черно-белый цвет, сбоку высились сигнальные мачты, а лоцманские катера стояли пришвартованные у причала. Во всей ближней округе царили покой и тишина, не видно было ни единого суденышка, которое нуждалось бы в помощи лоцмана, чтобы проплыть по узкому фарватеру.

Маленькие приморские городки, над которыми пролетали дикие гуси, закрыли свои большие купальни, заперли роскошные виллы и спустили флаги. Нигде никакого движения — лишь несколько старых отставных капитанов расхаживали взад-вперед по причалам и тоскливо глядели в морскую даль.

На берегах фьордов и на восточной стороне островов дикие гуси увидали несколько крестьянских усадеб. Там у причала спокойно стояла шлюпка лодочника, а крестьяне с работниками копали картофель либо проверяли, высохли ли бобы, развешанные на высоких решетках.

В больших каменоломнях и на верфях толпились рабочие. Усердно работая молотами и топорами, они время от времени поворачивали голову к морю, словно надеясь, что кто-то прервет их работу.

И птицы — обитатели шхер — вели себя так же спокойно, как и люди. Несколько крупных бакланов, поначалу спавших на отвесной горной стене, один за другим покидали узкие скалистые уступы и медленно летели туда, где они обычно кормились рыбой. Чайки слетелись с моря на сушу и прогуливались по земле, словно заправские вороны.

Но вдруг все разом переменилось. Огромная стая чаек внезапно с шумом взмыла с поля ввысь и с такой быстротой ринулась на юг, что дикие гуси едва успели спросить, куда они несутся, а чайки даже не дали себе труда ответить им. Бакланы поднялись с водной глади и, тяжело махая крыльями, полетели вслед за чайками. По морю, словно длинные темные челноки, засновали дельфины, а косяк тюленей сполз с плоской шхеры и тоже устремился на юг.

— Что там стряслось? Что там стряслось? — без умолку спрашивали дикие гуси и наконец получили ответ от птицы-морянки:

— К Марстранду подошла сельдь! К Марстранду подошла сельдь!

Но всполошились не только птицы и морские животные. Люди, видимо, также получили весть о том, что первые большие косяки сельди вошли в шхеры. На мощенных гладкими плитами улицах рыбачьего поселка забегали, обгоняя друг друга, рыбаки. Готовились в путь рыбачьи суда. Осторожно втаскивались на борт длинные кошельковые невода для лова сельди, женщины укладывали съестные припасы и проолифенную одежду рыбаков. Мужчины поспешно выскакивали из домов и набрасывали плащи уже на ходу, на улице.

Вскоре весь пролив между шхерами покрылся бурыми и серыми парусами, а люди, сидевшие в лодках, весело перекликались друг с другом. Девушки взобрались на скалистые уступы за домиками и махали рыбакам рукой. Лоцманы, ожидая, что их вот-вот вызовут, обувались в непромокаемые сапоги и готовили катера к выходу в море. Из фьордов выплывали небольшие пароходики, груженные пустыми бочками и ящиками. Крестьяне, копавшие в огородах картофель, побросали лопаты, а рабочие-кораблестроители покинули верфи. Старые капитаны с обветренными загорелыми лицами тоже не смогли усидеть дома и отправились на пароходиках, груженных бочками и ящиками, к югу — хотя бы взглянуть, как ловят сельдь.

Вот и дикие гуси прилетели в Марстранд. Косяки сельди приплыли с запада и прошли к берегу мимо маяка на шхере Хамнешер. В широком фьорде между островком Марстрандсён и шхерой Патерностер рыбачьи суда плыли по три в ряд. Рыбаки знали, что там, где вода темнее и подергивается рябью, где перекатываются мелкие белые барашки, там и ищи сельдь! В тех местах они осторожно и забрасывали длинные кошельковые невода, затем тихонько сворачивали их на дне и стягивали так, что сельдь оказывалась словно в огромных плетеных мешках-кошелях. Потом невода выбирали из воды, опорожняли с помощью сачка и снова забрасывали, и так до тех пор, пока в лодках не становилось тесно от блестящей, серебристой сельди…

Для некоторых рыбачьих артелей лов оказался таким удачным, что суденышки их до самых поручней были битком набиты сельдью. Рыбаки стояли по колено в сельди, и всё на них, начиная с зюйдвесток и кончая полами желтой проолифенной одежды, блестело серебристой чешуей.

Приплывали все новые и новые артели. В поисках сельди рыбаки бросали лот, измеряя глубину моря, но все же некоторые, с таким трудом забросив невода в воду, выбирали их пустыми. Кое-кто из рыбаков, уже наполнивших свои суденышки сельдью доверху, направлялись к большим пароходам, стоявшим на якоре во фьорде, и продавали свой улов; другие шли в Марстранд и выгружали сельдь на пристани. Там за длинными столами уже начали трудиться женщины — чистильщицы рыбы; вычищенную сельдь складывали в бочки и ящики, и вся набережная была покрыта серебристой чешуей.

Жизнь била ключом, все вокруг так и кипело. Люди словно опьянели от радости, черпая из волн это морское серебро. А дикие гуси без конца парили над островком Марстрандсён, чтобы мальчик смог все как следует разглядеть.

Однако он довольно скоро попросил гусей лететь дальше. Нетрудно было догадаться, почему он не хочет оставаться здесь. Среди рыбаков было немало рослых и статных парней. Лица их под зюйдвестками казались смелыми и решительными, а сами они — сильными и отважными, такими, какими мечтают стать все мальчишки, когда вырастут. И, наверно, не так уж весело было глядеть на них тому, кто обречен был всю жизнь оставаться ничуть не больше обыкновенной селедки.