Том 2. Стихотворения и поэмы, 1891–1931 - [26]

Ветерок. А вверху, в вышине

Громко, весело песнь раздается,

Разливаясь, гремит надо мной.

Стая ласточек быстро несется,

Щебеча над открытой рекой.

И невольно широкой струею

Ширь полей мне вливается в грудь,

И, шумя своей темной листвою,

Манит лес в свою тень отдохнуть.

Земля и море

Посвящается П. Зв<олинско>му

Сладострастно изгибаясь

Вкруг роскошных берегов,

Море шепчет, улыбаясь,

Тихим рокотом валов:

«Я люблю тебя издавна,

О, красавица моя!

И нигде не знаю равной,

Ни красивее тебя.

О, зачем же отвергаешь

Ты всегда мои мольбы

И лишь только позволяешь

Целовать твои стопы?»

Так земле шептало море

И, алмазами блестя,

На серебряном просторе

Разливалося, журча.

И земля, на солнце нежась

И насмешливо смеясь,

Ничего не отвечала –

И вот, море, разъяряясь,

Шлет полки валов могучих,

И они шумят, ревут,

Но, разбившися о кручи,

Белой пеною падут.

И бессильной злобой полны,

Но, горя любовью к ней,

Вновь и вновь ложатся волны

У возлюбленной своей.

В гимназии на гимнастике.

14 февраля < 1892>

Таврида

Я помню ночь над спящею землею,

Когда впервой увидел море я.

Всё спало вкруг. Казалось, тишиною

И чудной негой ночь была полна.

И тихий ветерок ветвями кипариса

Шумел сквозь сон, как будто, надо мной,

И ароматы роз ко мне неслися,

Вдали шумел немолкнущий прибой.

Гигантов-гор немые очертанья

Виднелись мне в том сумраке ночном.

Я был один и весь в свои мечтанья

И сладостные грёзы погружен.

И думал я: «Ты ль это, о Таврида,

Страна былых, низвергнутых богов,

Где некогда богиня Артемида

Имела храм близ этих берегов?

Ты ль та страна, где жрица молодая

Томилась столько лет в печали и слезах,

С глубокой горечью и плачем вспоминая

О тех покинутых родимых берегах?»

28 февр<аля> 1892

Ночь («Месяца тихого блеск…»)

Месяца тихого блеск,

Шум набежавшей волны.

Моря немолчного плеск.

Горы безмолвья полны.

Всё так прекрасно вокруг

Мир весь заснул в тишине.

Но отчего же, мой друг,

Грустно и горько так мне?

И отчего в эту ночь

Горе мое и тоску

Дальше и от сердца прочь

Я отогнать не могу?

И отчего же меня

Воздух так давит ночной?

Весь я – как будто не я,

Сам я как будто не свой.

Матвейково

«Грустно ветер на улице воет…»

Грустно ветер на улице воет,

Вьюга дикую песню поет.

Сердце как-то и плачет и ноет,

Время скучно и долго идет.

И о прошлом с тоскою мечтая,

Я сижу, прислонившись к окну.

А за мной, трепеща и мерцая,

Тихо светит лампада в углу…

<Март 1892>

К N. N. («Душа моя в полночный час…»)

Душа моя в полночный час

Не раз уж тосковала.

И понял я, увидя вас,

Чего она искала.

И в жизнь мою проникли вы,

Как светлый луч в ненастье,

Зажгли в груди огонь любви

И сердцу дали счастье.

Я только лишь тогда живу,

Как раз лишь вас увижу,

Ваш образ в сердце я ношу,

Люблю и ненавижу.

Теперь пришел великий час

Христова Воскресенья,

Могу ли я поздравить вас,

О, чудное творенье?

Могу ль в сей праздник для небес

Обычаем отчизны

Я вам сказать «Христос Воскрес»

Без вашей укоризны?

Быть может, вы, прочтя письмо,

Со взором удивленным

Как будто спросите его:

Кто ты, поэт влюбленный?

Но что вам в имени его,

Что в имени поэта?

Оно не скажет ничего

Безвестное для света.

И лучше пусть останусь я

В печали и забвеньи,

Тебя душою всей любя

И славя в песнопеньи.

28 марта 1892

«Борьба стихий! Хаос вселенной!..»

Борьба стихий! Хаос вселенной!

Кто может счастье испытать?

Кто может в бурю, дерзновенный

Меж волн ладьею управлять?

Взглянуть кто может несмущенный

Тогда в глаза Творцу людей,

Когда молоньи, разъяренный,

Он грозно мечет из очей.

Лето

Вот снова бал. Шум, говор, хохот.

Горят огни. Блестит паркет.

Несется с хор оркестра грохот

И веселится людный свет.

Ты гордо так перед толпою

Стоишь, блистая красотой.

Бледнеет всё перед тобою,

Твоих очей горящий зной.

Как огнь душу прожигает

И всё в тебе людей пленяет,

Как лето жаркою порой –

Ты подавляешь красотой.

Но уж, увы! своей рукою

Коснулся ныне свет тебя.

И, пламень сердца холодя,

Он тяготеет над тобой.

Теперь признанья и моленья

От всех поклонников твоих

Внимаешь и без сожаленья

Ты отвергаешь тотчас их.

Теперь не та уже ты стала,

Какой была еще тогда,

Когда впервой при блеске бала,

Ты в свет холодный выступала,

Кругом с смущением глядя.

Уж нет той робости движений

И той сердечной простоты,

Того стыдливого смущенья,

Которым так пленяла ты.

Но ты царица. Ты прекрасна.

Кого сравнить теперь с тобой?

Ты хороша, но и ужасна

Своею жгучей красотой.

10 апреля <1892>

Осень («Вот промчалися годы. И много воды…»)

Вот промчалися годы. И много воды

В это время утечь уж успело,

Много, много теперь изменилася ты,

Много, много теперь постарела.

Так, бывало, нахлынут осенней порой

На природу внезапно морозы

И завянут, поникнут своей головой

Прежде чудные, пышные розы.

Так завяла теперь и твоя красота,

Седина в волосах появилась,

Ты не та, ты не та, что ты прежде была,

Ты во многом теперь изменилась.

Побледнела, поблёкла окраска ланит,

И очей твоих блеск молненосный.

Старость скоро придет – неустанно твердит

Тебе голос какой-то несносный.

Да, бывало то юною, лучшей порой:

Молодежь всё тебя окружала,

И ходил за тобою поклонников рой,

Ты ж искания их отвергала.

Ты теперь и сама выйти замуж не прочь,

Но, увы! уж пора миновалась.

И одна лишь осенняя грустная ночь

Взамен счастья и блеска осталась…

Москва

Недвижно я стою, смущением объятый.

Гляжу: внизу передо мной,