Том 2. Стихотворения и поэмы, 1891–1931 - [2]

3

  Но потом,

Когда от довременных снов

Очнулся он к скупому дню, ослеп

От солнечного света и утратил

  Дар ясновиденья

  И начал, как дитя,

Ощупывать и взвешивать природу,

Когда пред ним стихии разложились

На вес и на число, – он позабыл,

Что в обезвоженной природе живы

Всё те же силы, что овладевают

И волей и страстями человека.

4

А между тем в преображенном мире

Они живут.

И жадные Кобольты

Сплавляют сталь и охраняют руды.

Гнев Саламандр пылает в жарких топках,

В живом луче танцующие Эльфы

Скользят по проводкам

И мчатся в звонких токах;

Бесы пустынь, самумов, ураганов

Ликуют в вихрях взрывов,

Дремлют в минах

И сотрясают моторы машин;

Ундины рек и Никсы водопадов

Работают в турбинах и котлах.

5

Но человек не различает лики,

Когда-то столь знакомые, и мыслит

Себя единственным владыкою стихий:

Не видя, что на рынках и базарах,

За призрачностью биржевой игры,

Меж духами стихий и человеком

Не угасает тот же древний спор;

Что человек, освобождая силы

Извечных равновесий вещества,

Сам делается в их руках игрушкой.

6

Поэтому за каждым новым

Разоблачением природы ждут

Тысячелетья рабства и насилий,

И жизнь нас учит, как слепых щенят,

И тычет носом долго и упорно

В кровавую расползшуюся жижу,

Покамест ненависть врага к врагу

Не сменится взаимным уваженьем,

Равным силе,

Когда-то сдвинутой с устоев человеком.

Каждой ступени в области познанья

Ответствует такая же ступень

Самоотказа:

Воля вещества

Должна уравновеситься любовью.

И магия:

Искусство подчинять

Духовной воле косную природу.

7

Но люди неразумны. Потому

Законы жизни вписаны не в книгах,

А выкованы в дулах и клинках,

В орудьях истребленья и машинах.

30 января 1923

Коктебель

Кулак

1

Из кулака родилось братство:

Каин первый

Нашел пристойный жест для выраженья

Родственного чувства, предвосхитив

Слова иных времен: «Враги нам близкие,

И тот, кто не оставит

Отца и мать, тот не пойдет за мной».

Он понял истину, что первый встречный

Нам больше брат, чем близкие по крови.

2

Он – первый земледелец – ненавидел

Кровь жертвенных животных и принес

Плоды и колос вспаханного поля

В дар Богу,

Жаждавшему испарений крови.

Но был отвергнут его бескровный дар,

И он убил кочевника,

Топтавшего посевы.

«А эта кровь – тебе угодна, Ягве?»

И прочь ушел с пылающим клеймом:

«Отметится всемеро тому, кто тронет

Отныне Каина».

3

Порвавши узы кровного родства,

Он понял хмель одиночества

И горький дух свободы.

Строитель городов – построил первый тюрьмы;

Ковач металлов –

Сковал он первый плуг, топор и нож;

Создатель музыки, –

Прислушиваясь к ветру,

Он вырезал свирель

И натянул струну;

Ловец зверей – он на стенах пещеры

Обвел резцом

Виденья разгоряченных снов:

Бизонов, мамонтов, кабанов и оленей.

4

Так стал он предком всех убийц,

Преступников, пророков – зачинатель

Ремесл, искусств, наук и ересей.

5

Кулак – горсть пальцев, пясть руки,

Сжимающая сручье иль оружье, –

Вот сила Каина.

6

В кулачном праве выросли законы

Прекрасные и кроткие в сравненьи

С законом пороха и правом пулемета.

Их равенство – в предельном напряженьи

Свободных мускулов,

Свобода – в равновесьи

Звериной мощи с силами природы.

7

Когда из пламени народных мятежей

Взвивается кровавый стяг с девизом:

«Свобода, братство, равенство иль смерть» –

Его древко зажато в кулаке

Твоем, первоубийца Каин.

11 марта 1922

Феодосия

Меч

1

Меч создал справедливость.

2

  Насильем скованный,

  Отточенный для мщенья, –

Он вместе с кровью напитался духом

  Святых и праведников,

  Им усекновенных.

И стала рукоять его ковчегом

Для их мощей.

(Эфес поднять до губ –

Доныне жест военного салюта).

И в этом меч сподобился кресту –

Позорному столбу, который стал

Священнейшим из символов любви.

3

На справедливой стали проступили

Слова молитв и заповеди долга:

«Марии – Деве милосердной – слава»,

«Не обнажай меня без нужды,

Не вкладывай в ножны без чести»,

«In te, о Domine, speravi!»[1]

Восклицают средневековые клинки.

Меч сосвященствовал во время

  Литургии,

Меч нарекался в таинстве крещенья.

Их имена «Отклер» и «Дюрандаль»

  Сверкают, как удар.

  И в описях оружья

К иным прибавлено рукой писца:

  «Он – фея».

4

Так из грабителя больших дорог

  Меч создал рыцаря

  И оковал железом

Его лицо и плоть его; а дух

Провел сквозь пламя посвященья,

Запечатляя в зрящем сердце меч,

Пылающий в деснице Серафима:

  Символ земной любви,

  Карающей и мстящей,

Мир рассекающий на «Да» и «Нет»,

На зло и на добро.

«Si! Si! – No! No!»[2],

Как утверждает Сидов меч «Тисона».

5

Когда же в мир пришли иные силы

И вновь преобразили человека,

Меч не погиб, но расщепился в дух:

Защитницею чести стала шпага

(Ланцет для воспаленных самолюбий),

  А меч –

Вершителем судебных приговоров.

  Но, обесчещенный,

  Он для толпы остался

     Оракулом

  И врачевателем болезней;

И палачи, собравшись, хоронили

  В лесах Германии

  Усталые мечи,

  Которые отсекли

  Девяносто девять.

6

  Казнь реформировал

  Хирург и филантроп,

  И меч был вытеснен

  Машинным производством,

Введенным в область смерти, и с тех пор

  Он стал характером,

  Учением, доктриной:

Сен-Жюстом, Робеспьером, гильотиной –

Антиномией Кантова ума.

7

  О, правосудие,

  Держащее в руках

Весы и меч! Не ты ль его кидало

На чашки мира: «Горе побежденным!»?

Не веривший ли в справедливость

  Приходил

К сознанию, что надо уничтожить

  Для торжества ее