Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [56]

Сразу новых десять краж!

Тут торговки взбеленились,

Дело кончилось бедой:

Били Кузю, не ленились, –

Отливать пришлось водой.

«Что?! – молодки и старушки

Измывались над Кузьмой. –

Не забудешь… колотушки?

Колотушкин ты прямой!»

Дали бабы Кузе жару,

Проучили молодца.

Но ушел Кузьма с базару

Не доучен до конца.

Двадцать лет Кузьме без лишку:

На губах ни волоска.

Через месяц-два парнишку

Взяли в красные войска.

Ай да Кузя, в рот те ситник!

Что за парень боевой!

Он – отечества защитник,

Он за волю – головой!

На фуражке у вояки

Даром, что ль, горит звезда?

«Ну-кось вы, паны-поляки,

Подходите-ко сюда!»

В грязь наш Кузя не ударит:

Как сурок, нырнув в окоп,

Из винтовки парень жарит,

Только слышно: хлоп да хлоп.

Расстрелявши все патроны,

Ковыряет он в носу:

«Вон шарахнулись вороны…

Знать, противник там… в лесу!»

Получив патронов пачку,

Кузя снова хлоп да хлоп!

Рядом смех: «Уйми горячку!

Эк захлопал, остолоп!»

Кузя хлопает, не слышит,

Бьет не в цель, а наугад.

Раскраснелся, жарко дышит,

Заслюнявил весь приклад.

Ротный тут взъярился волком,

Закусил сердито ус:

«Трать, Кузьма, патроны с толком!

Слышь, Хлопушкин? Чертов трус!»

Глупый брешет без умолку,

Не жалея языка.

Сотня слов, а все без толку, –

Сразу видно дурака.

Умный зря болтать не любит:

Бережлив он на слова,

Слово скажет, как отрубит,

Потому что – голова.

Слабосильный прыщ-задира

Хорохорится – беда!

Но – у церкви, у трактира,

Всюду бит он и всегда.

Сильный – силы зря не тратит,

Но зато в прямом бою,

Коль нахвалыцика он хватит,

Хватит так, что уй-ю-ю!

О проклятом польском пане

Есть заботиться кому:

Снаряженье англичане

И французы шлют ему.

Мы ж для нашей обороны

Сами мощь свою куем:

Сами делаем патроны,

Сами пушки наши льем.

Нам снаряды для сражений,

А не «хлопанья» нужны,

Так военных снаряжений

Зря мы тратить не должны.

Колотушкин Кузя – шалый,

Иль Кузьма Хлопушкин тож,

Это, братцы, вредный малый

И в бойцы совсем не гож.

«Хлопать» – нам не по карману.

Чтобы пана нам свалить,

Надо метить в брюхо пану,

А не на ветер палить.

Тит-лодырь >*

«Тит, иди молотить».

«Брюхо болит!»

«Тит, иди кисель есть».

«А где моя большая ложка?»

Народное.

Перезвон звенит пасхальный:

«Делень-делень-делень-день,

Делень-день,

Делень-день,

День,

День!..»

На полатях Тит печальный

Дрыхнет, дрыхнет целый день,

Целый день.

В голове у Тита пусто,

В животе – не густо.

«Тит!»

«Проваливай отсель!»

«Тит, советский ел кисель?»

«А каков на вкус-то?»

Тита голод ущемил,

Коммунизм ему не мил.

Лодырь прав отчасти:

Ждал он сладких пирогов,

Ягод сочных,

Рек молочных

И кисельных берегов

От Советской власти, –

Дождался ж… напасти.

Это ль Титу манифест:

«Кто не трудится – не ест!»

Истинные страсти!

Сколько Титов на Руси

На полатях дрыхнет?

К Титу порох поднеси,

Ни за что не вспыхнет.

Тит – не мыт, на нем – кора,

А уж вошь – на племя!

«Тит, почиститься пора!»

«Ладно, будет время».

* * *

«День-делень-делень-делень,

День-делень,

День-делень,

Лень,

Лень!..»

На полатях Тит угрюмый.

«Тит, подумай…»

                 «Думать лень!»

«Думать лень!»

Тит лежит, лежит колодой:

«Во! Попробуй, угрызни!»

С этой лодырской породой

Много будет нам возни!

Не жалея крови-поту,

На заглохшей полосе

Дружной ратью на работу

Встанут труженики все.

И когда рабочей рати

Час придет снимать плоды,

Тит, покинувши полати,

Влезет в первые ряды:

«Братцы, я… да всей душою!..

Что коса мне, что метла!..»

Сядет с ложкою большою

Тит у общего котла.

Но… обильною окрошкой

Вряд ли Тит набьет кишку:

Кто-нибудь его же ложкой

Разобьет ему башку!

У заводских ворот >*

У врат эдема ангел нежный…

Как разъяренный хищный волк,

Хозяин щелкает зубами.

Снует народ,

Гремит завод,

Дым из трубы валит клубами.

«Ах, лучше б ты навек умолк!»

Как разъяренный хищный волк,

Хозяин щелкает зубами.

Шумит, гудит, гремит завод,

Глотают жадно уголь печи.

«Эй, не зевай!

Сыпь, поддавай!

Поразомни-ка, парень, плечи!

Готовь пары на полный ход!»

Шумит, гудит, гремит завод,

Глотают жадно уголь печи.

Бегут, ревут грузовики,

Везут полотна, ситец, нитки, –

Везут товар

Не на базар –

Растить купецкие прибытки.

Его получат бедняки.

Бегут, ревут грузовики,

Везут полотна, ситец, нитки.

Пять знаков Р.С.Ф.С.Р.

Горят на вывеске огнями.

Не «Калмыков»,

Не «Ермаков»,

Не «Коновалов с сыновьями»,

Не «Перримонд Леон э фрер», –

Пять знаков Р.С.Ф.С.Р.

Горят веселыми огнями.

Хозяин жалобно скулит,

Бродя весь день вокруг завода,

Весь день, весь день…

Он стал, как тень,

За эти страшные три года.

Тоскует сердце. Грудь болит.

Хозяин жалобно скулит,

Бродя, как тень, вокруг завода.

Последняя капля >*

Парадный ход с дощечкой медной:

«Сергей Васильевич Бобров»,

С женой, беременной и бледной,

Швейцар сметает пыль с ковров.

Выходит барин, важный, тучный.

Ждет уж давно его лихач.

«Куда прикажете?» – «В Нескучный».

Сергей Васильевич – богач.

Он капиталов зря не тратит.

А капиталы всё растут.

На черный день, пожалуй, хватит, –

Ан черный день уж тут как тут.

Пришли советские порядки.

Сергей Васильичу – беда.

Сюртук обвис, на брюхе складки,

Засеребрилась борода.

Нужда кругом одолевает,

Но, чувство скорби поборов,

Он бодр, он ждет, он уповает,

Сергей Васильевич Бобров.

Когда Колчак ушел со сцены,

Махнули многие рукой,

Но у Боброва перемены

Никто не видел никакой.

Юденич кончил полным крахом:

У многих сердце в эти дли

Каким, каким сжималось страхом,