Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [52]

Плыла земля – свой век отжившая планета.

Бойцы, сомкните же дружней свои ряды,

И, в краткий срок отбив советскую отчизну

От всей помещичьей, шляхетской злой орды,

С рабочими всех стран, в лучах одной звезды,

По всем панам всемирно справим тризну.

Оценка >*

На предложение, сделанное русскими эмигрантами – дать швейцарским банкам в обеспечение свои имения и дома в России, представитель швейцарских интересов заявил: 1) что предложенный залог – миф, никаких гарантий не дающий, 2) что русские должны обеспечить заем реальными гарантиями, как то: драгоценностями, имениями где либо за границей или в Польше.

(«Последние новости»)

Персоной будучи в кругах известных видной,

Потомственный буржуй с осанкою солидной

   (При случае его я назову)

Зашел в Париже в банк и сразу: «Вуле-ву?

   На редкость выгодная сделка.

Мне банк даст золота, я банку – векселя

Под обеспеченье!..»

                   «Какое?»

                    «Есть земля…

Вполне исправное громадное именье,

   При нем завод – мое почтенье!

   Железный путь совсем вблизи,

   Большая пристань тут же рядом…»

Какой же банк таким побрезгует закладом?

   В минуту дело на мази.

   Но… вмиг всю сделку погубило

   Словцо, всего одно словцо.

Директор банковский, смеявшийся так мило,

   Вдруг скорчил кислое лицо:

«А как – пардон, мусью! – как велика оценка

Именья вашего?»

                «Мильон».

                    «Мерси, мерси!..

А где ж, мусью, оно?»

               «Где? – побелев, как стенка,

Забормотал буржуй. – В России!.. Ан Рюсси!..»

«Ах, ан Рюсси!» – вздохнул в ответ директор банка

И дал российскому мусью… на чай полфранка!

Крымское воронье >*

Красноармейская песенка

Били, бьют со всех сторон.

   Трудно удержаться.

Черный Врангель, герр барон,

   Пробует сражаться.

Был Деникин, был Колчак,

   Не было барона.

Экий, гляньте-ка, смельчак!

   Мокрая ворона!

Через крымский Перекоп

   Дура-птица скачет

И глазами хлоп да хлоп:

   Ошалела, значит.

Вслед за нею воронье

   Каркает протяжно.

Дело что-то не так,

   Не ахти как важно.

Охватил всю стаю страх.

   Повернуть обратно?

Пушки – трах-тарах-тарах!

   Вот как жарят знатно.

Жарко так, хоть со скалы –

   Черной стае в воду,

Это красные орлы

   Не дают ей ходу!

«Черный Врангель – смерть ему!»

   «Разряжай патроны.

Не осталось чтоб в Крыму

   Ни одной вороны!»

Климов конь >*

   Вот случай был! Средь бела дня

   У Клима свистнули коня.

   Не важно – кто, какие воры,

А важно то, что Клим деревней, по задам,

   Не тратя времени на сборы,

Пустился в путь по воровским следам.

Как разъяренный зверь по всей округе рыща,

   Усталый, бледный, словно тень,

   Добрел мужик на третий день

   До воровского становища.

В селе Парижкине подлец-богач Корней

   Жил скупкой краденых коней –

   Тем, говорят, живет и ноне.

Так мудрено ль, что у него в загоне,

   В заборе провертев глазок,

   Клим своего коня приметил.

Загон весь обойдя один, другой разок,

   Клим дело живо сметил:

   В заборе сделавши пролом,

Увел конька домой. Казалось бы, по праву?

Ан, нет. Корней потом пред всем своим селом

   Шумел вовсю, пустив про Клима славу:

      Клим, дескать, вор!

   Клим у него сломал забор,

Клим у него коня угнал-де из загона.

Так что ж Клим думает, что это так сойдет?

   Что вещь подобная терпима?

      Что он, Корней, на Клима

         Управы не найдет?

   «Ну, нет, уж это дудки]

   Да я его!.. Да я ему!

   Под суд мошенника, в тюрьму!

   В Сибирь за этакие шутки!

Уж это, верьте мне, ни Клим, ни кто иной,

   Кому коня он сбудет,

   Владеть конем не будет.

Конь мой! И за него расчет у всех – со мной!»

   Так чем же кончилось все дело?

   А тем, что на своем коне

   Клим всюду ездит смело,

   Корней же у себя сидит, как на огне,

   С загона не спускает глазу,

Всех краденых коней боясь лишиться сразу.

   Ждать можно этого вполне:

Немало бедняков, лишившихся лошадок,

Хотят свое добро обратно получить

И навек скупщиков с ворами отучить

   От воровских повадок!

* * *

   Слыхали вы сердитый гул

Парижских скупщиков: «Смотрите! Караул!

   Большевики злодеи, воры,

Они на царские чихают договоры!

То золото, что нам хотели дать цари,

   Украли эти дикари!»

Две трети золота, положим, гады эти,

Французские дельцы, свезли от Колчака:

Но тянется теперь их жадная рука

   К последней трети.

  Ну что ж! Большевиков кляня,

Пусть эта сволота ярится. Леший с нею!

Ей нашего добра не видеть, как Корнею

   Не видеть Климова коня.

Нашим братьям – польским крестьянам >*

   Братья наши, польские крестьяне!

Ваши паны выезжают на обмане.

В ту пору, как нам, русскому народу,

Удалось вырваться от панов на свободу,

Ваши паны, как хотели,

Так вами вертели:

Паны танцевали, а вы кряхтели,

Проливали свой пот над панскими полями.

Теперь вас погнали воевать с «москалями».

Проливать свою кровь ради прихоти панской.

С кем вы воюете? С беднотой крестьянской!

   Разве за вашим добром мы гоняемся?

Вы – нападаете, мы – обороняемся.

Вы возьмите-ка в толк хотя б то, к примеру,

Что мы бьемся теперь не за царя, не за веру,

Не за панство-дворянство, не за купечество,

А за наше советское бьемся отечество.

   Ваше панство на нас наперло,

Ваше панство берет нас за горло,

Берет не своими, а вашими руками.

Так неужто вы будете такими дураками,

Чтоб по панскому злому приказу