Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [51]

Грозен батюшка родной!

Говорил сосед соседу,

Опрокинув рюмок пять:

«Бей, сосед, жену к обеду,

Перед ужином – опять!

Мужичонкой станет хилым

Тот, кто водочки не пьет.

Век жене не будет милым,

Кто жены своей не бьет!»

Свекор злой трясет бородкой,

Брешет сыну про сноху:

«Будешь нянчиться с молодкой,

Беспременно быть греху!

В ней сидит, видать по роже,

Бес такой, что уй-ю-ю.

Слышь, держи жену построже,

Как держал я мать твою!»

Две старушки у обедни

Скорбью делятся одной:

Эту – зять побил намедни,

Эту сын побил родной.

К темным ликам дым кадильный

Вздохи женские несет:

«Ох-ти, – знать, лишь холм могильный

От побоев нас спасет!»

В церкви кто учил, не поп ли:

«Баба – грех, соблазн и гнусь»?!

Долго ль будут бабьи вопли

Оглашать родную Русь?

Бабы, выпрямите спины

И вводите баб в Совет!

Знайте, сестры, что дубины

Уж ничьей над вами нет!

Знайте, сестры: для народа

Самый злой и страшный враг –

Ночь, не знавшая исхода,

Вековой туман и мрак.

Обрели теперь мы крылья,

Рабский сбросили завет.

Приложите ж все усилья,

Чтоб нам вырваться на свет!

Обмен >*

Обменял шило на швайку.

(Пословица.)

Мне снился сон, что лорд Керзон

(Конечно, был на то резон!)

Прислал мне извещенье,

Мне лично – извещенье.

«Сэр! – так писал добрейший лорд. –

Знакомством с вами, сэр, я горд.

(Какое обращенье!

Какое обращенье!)

Достопочтеннейший джентльмен,

Я рад сказать вам про обмен,

Что он почти налажен,

Да, он уже налажен.

Товар обменный под рукой,

Не столько важно нам – какой,

Нам больше принцип важен,

Да, голый принцип важен.

Коль вы изящный кавалер,

Есть все для вас, любой размер.

Но если вы женаты…

– Скажите, вы женаты? –

Мы можем вам прислать в момент

Сластей большой ассортимент.

Есть дивные томаты.

Вы любите томаты?

Иль вам прислать комплект вещей:

Перчаток, зонтиков, плащей,

Цилиндров, макинтошей,

Английских макинтошей?

Не надо ль вам воротников,

Манжеток, запонок, брелков?

Всё – выделки хорошей,

Всё – выделки хорошей!

Не надо портить вам газет, –

Бумажка есть у нас – глазет,

И пачки, и рулетки,

Изящные рулетки,

Гигиенический предмет…

Дай бог прожить вам сотни лет!

Здоровы ль ваши детки?

Здоровы ль ваши детки?

   Итак, джентльмен, товар лицом.

Должны вы, будучи дельцом,

Знать всем предметам цену,

Доподлинную цену.

Сомненья вас не будут грызть,

Ведь нам, ей-ей, чужда корысть.

Приступимте ж к обмену,

Приступимте к обмену.

От вас желали б мы иметь

Хлеб, лес, пеньку, железо, медь…».

   Тут – кстати иль некстати,

Ох, кстати иль некстати, –

Раскрыв от удивленья рот,

Я сделал резкий поворот

И грохнулся… с кровати,

Да, грохнулся с кровати,

И на полу, глаза продрав

(Таков уж мой, простите, нрав),

Смеялся до рассвета,

До самого рассвета.

«Обмен… Загвоздка, брат, не в нем.

Начнем обмен… Ну что ж, начнем!

С какого, бишь, предмета?

С какого, бишь, предмета?!»

За буквари >*

Зверь – не зверь, всего книжонка

Всполошила всех Ерём:

«Вот беда, взбесилась женка:

Занялася букварем!»

«У моей, брат, те же штуки.

Просто плюнуть да бежать!»

«Много ль надоть им науки,

Чтоб уметь детей рожать?!»

«Бабу след от книг отвадить:

Знай свое веретено!»

«С бабой грамотной не сладить!»

«То-то, братцы, и оно!»

«Как же быть-то?!»

               Споры жарки,

Но сошлися все на том:

«Буквари все – на цыгарки!

Ну, а баб… учить кнутом!»

Если б в селах были сходы

Из одних таких Ерём,

Не видали б мы свободы,

Выли б с барами, с царем.

На Ерём на всех припевки

Надо плюнуть: дикари.

Смело, бабы, тетки, девки,

Все – садись за буквари!

Рабочий привет >*

По поводу 30-летия Владимира Ильича Ленина

Еще не улеглись порывы урагана,

Еще корабль дрожал, встречая грозный вал,

Но, повинуйся искусству капитана,

Ходил уверенно в его руках штурвал.

Шум бури заглушив потоком слов хвалебных

И окружив толпой восторженной того,

Чей гений вел корабль среди стихий враждебных,

Усталый экипаж приветствовал его.

Матросов обведя спокойными глазами,

На их приветствие ответил капитан:

«Меня хваля, себя тем хвалите вы сами.

Но… где ж испытанный товарищ наш, Хуан?»

«Х-хе! – кто-то отвечал с насмешкою задорной. –

Хуан приветствовать тебя придет… в порту.

Сейчас он молотом внизу стучит упорно,

Чиня пробоину в борту!»

И молвил капитан: «Скажите же Хуану:

Штурвала выпустить я не могу из рук.

Пусть громче бьет Хуан, – его я слушать стану:

Приветствий слаще всех мне будет этот стук!»

Друзья, приветствуя родного «Ильича»,

Ответной похвалы лишь будет тот достоин,

Кто, тяжким молотом (не языком!) стуча,

Спасает наш корабль от тысячи пробоин.

Тризна >*

Польские паны под напором красных советских войск, не будучи в силах удержаться в Киеве и потеряв надежду захватить его снова, перед своим отступлением взорвали водопровод, электрическую станцию, все вокзалы, знаменитый Владимирский собор.

Кто говорит: «позор»? Чья «честь» омрачена?

Иль мы не знаем панской чести,

Как велика ее цена?

Или не знает пан, что нет его поместий,

Что им затеяна последняя война,

Что голова его давно обречена,

Что не уйти ему от справедливой мести?

Им разрушаются плоды его ль трудов?

Иль он на храм смотрел, как на свою святыню?

Пред гибелью своей он все свершить готов,

Чтоб не осталося на свете городов,

Чтоб превратился мир в пустыню,

Чтоб ни единый ключ живой воды не бил,

Чтоб без питания и света,

Могила всех панов и всех, кто их сгубил,

Среди угаснувших светил