Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [48]

Ходит сам не свой Касьян:

У Касьяна есть лошадка,

Нету плуга и семян.

У Емели дует в щели.

С горя, бедный, будто пьян:

Плуг есть старый у Емели,

Нет лошадки и семян.

Злая грусть берет Нефеда,

Дед клянет весь белый свет:

Семена нашлись у деда,

Нет лошадки, плуга нет.

Повстречал Касьян Нефеда,

Подошел к ним Емельян.

Слово за слово – беседа

Завязалась у крестьян.

«Ох-ти, брат, не жизнь, а горе».

«Я вот стал совсем моща».

Все на том сошлися вскоре:

С горем биться сообща.

Что у всех имелось втуне,

То теперь слилось в одно:

Есть коммуна, а в коммуне –

Плуг, лошадка и зерно.

Дед с Касьяном поле пашет, –

С ними спаянный трудом,

Молотком Емеля машет,

Подновляя общий дом.

Труд не в труд, одна утеха,

Стал милее белый свет.

– Братцы, счастья и успеха!

Коммунарам мой привет!

1920

О черте >*

(Новогоднее)

Среди поэтов – я политик,

Среди политиков – поэт.

Пусть ужасается эстет

И пусть меня подобный критик

В прах разнесет, мне горя нет.

Я, братцы, знаю то, что знаю.

Эстету древний мил Парнас,

А для меня (верней для нас)

Милее путь к горе Синаю:

Парнас есть миф, Синай – закон,

И непреложный и суровый.

И на парнасский пустозвон

Есть у меня в ответ – готовый

Свой поэтический канон.

Сам государственник Платон,

Мудрец, безжалостный к поэтам

(За то, что все поэты врут),

Со мной бы не был очень крут.

Там, где закон: «Вся власть – Советам»,

Там не без пользы мой свисток,

Там я – сверчок неугомонный,

Усевшийся на свой законный

Неосуждаемый шесток.

Пусть я лишь грубый слух пленяю

Простых рабочих, мужиков,

Я это в честь себе вменяю,

Иных не надо мне венков.

Вот я поэт какого сорта,

И коль деревня видит черта

И склонна верить чудесам,

То черта вижу я и сам.

С детьми язык мой тоже детский,

И я, на черта сев верхом,

Хлещу его своим стихом.

Но: этот черт уже советский;

На нем клеймо не адских сфер,

А знак «Эс-Де» или «Эс-Эр»,

И в этом нет большого дива,

Про черта речь моя правдива.

Где суеверная толпа

Покорна голосу попа,

Там черт пойдет в попы, в монахи,

И я слыхал такие страхи,

Как некий черт везде сновал,

Вооружась крестом нагрудным,

И, промышляя делом блудным,

В лесу обитель основал,

Вошел в великую известность

И, соблазнивши всю окрестность,

Потом (для виду) опочил

И чин святого получил;

С мощами дьявольскими рака,

По слухам, и до наших дней,

Для душ, не вышедших из мрака,

Святыней служит, и пред ней,

Под звон призывно колокольный,

Народ толпится богомольный.

Черт современный поумней.

От показного благочестия

Его поступки далеки:

Он от строки и до строки

Прочтет советские «Известия»,

Все обмозгует, обсосет

И, случай выбравши удобный, –

Советской власти критик злобный, –

Иль меньшевистскую несет,

Иль чушь эсеровскую порет,

А черта черт ли переспорит?!

Черт на вранье большой мастак,

В речах он красочен и пылок.

«Ну ж, дьявол, так его, растак!»

Его наслушавшись, простак

Скребет растерянно затылок.

«Куда он только это гнет?

Порядки царские клянет,

Но и советских знать не хочет.

Про всенародные права,

Про учредиловку лопочет,

А суть выходит такова,

Что о буржуях он хлопочет.

Кружится просто голова!»

И закружится поневоле.

Черт – он учен в хорошей школе

И не скупится на слова.

У черта правило такое:

Слова – одно, дела – другое,

Но речь про чертовы дела

Я отложу ужо на святки.

Хоть вероятность и мала,

Что речь продолжу я, ребятки,

Бумага всех нас подвела:

Большие с нею недохватки;

В газетах нынче завели

Такие строгие порядки,

Что я, как рыба на мели,

Глотаю воздух и чумею,

Теряю сотни острых тем

И скоро, кажется, совсем,

Чертям на радость, онемею.

Пишу сие не наобум.

Не дай погибнуть мне, главбум,

И заработай полным ходом, –

На том кончаю. С Новым Годом!

Демьян Бедный.

На помощь красным бойцам >*

(И «неделе фронта»)

Горькая чаша, но славная чаша

   Выпала всем нам на долю.

Кровью истекшая родина наша

   Бьется за вольную волю.

Мощным порывом разбив свои ржавые

   Тысячелетние путы,

Гневно взметнулися руки шершавые

   В вихре неслыханной смуты.

Люд изнуренный, невольник раскованный,

   Терпит безмерные муки.

Счастье народное – клад заколдованный –

   Трудно дается нам в руки.

Но победит наше слово заветное

   Грозные вражьи перуны.

Близится, близится царство всесветное

   Братской рабочей коммуны.

Ждут нас, быть может, еще поражения,

   Новые жертвы и раны, –

Мы против вражьего злого вторжения

   Новые двинем тараны.

Реют всполохи над дальними странами,

   Рвутся бойцы нам на смену.

Скоро пробьем мы двойными таранами

   Вражью проклятую стену.

Красные рати, не зная усталости,

   Бьются с отвагою львиной,

Черную силу сметают без жалости

   Неудержимой лавиной.

К светлым просторам сквозь дебри дремучие

   Нам расчищают дорогу,

Верят бойцы в свои силы могучие,

   В братскую нашу подмогу.

Их беззаветной отваги последствия

   Высшая наша отрада,

Наши восторги и наши приветствия

   Красным героям награда.

Братья и сестры, чтоб новые бедствия

   Нашим не стали уделом,

Красным бойцам посылайте приветствия,

   Но – подкрепляйте их делом.

Будьте на страже! >*

Посвящ. первой трудовой армии.

В Черное море и в Белое море

Черных и белых загоним мы вскоре.

Все душегубы, что лезли в цари,

Все, кто повинен в народном разоре, –

Будут пускать под водой пузыри.

Вы победили в мучительном споре,

Красные богатыри!

Крепче ж держите, герои, винтовки!

Вражеский натиск и вражьи уловки