Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [41]

   Сударь-барин дорогой!

Дураков везде довольно,

Ими улицы мости.

Лезут в петлю добровольно:

Барин вновь у них в чести.

   Распрекрасный ты наш барин,

   Сударь-барин дорогой!

«Были босы, будем босы:

Без сапог – ногам не преть.

Вот те, барин, сенокосы,

Вот те, барин, хлеба треть!

   Поправляйся, сударь-барин,

   Благодетель дорогой!»

«Дай по трешнице на рыло

Холуям твоим на чай

И добро, какое было,

Все обратно получай!

    Получай, голубчик барин,

    Поправляйся, дорогой!»

Братцы! Силы мы утроим

И господским холуям –

Всем деникинским героям –

Накладем мы по шеям!

   Холуям и добрым барам

   Накладем мы по шеям!

Не теряйте, товарищи, веры высокой! >*

Вот что, товарищи, досадно:

С красной Венгрией что-то неладно.

Хоть и врут на три четверти радиограммы,

Но, видно, в Будапеште не обошлося без драмы,

Пахнет гнуснейшим предательством

(Социал-соглашательством!).

Польстясь на посулы Антанты,

Соглашательские франты

Пытаются во главе республики

Поставить отбор из чистейшей публики,

То-бишь, пустивши в оборот «демократию»,

Разводить с Антантой «дипломатию»

(Танцевать по чужому приказу).

Антанта прижала их сразу:

«Неча играть нам в прятки,

Снимайте штаны, ребятки!»

А те готовы со страху

Снять и рубаху.

Простая штука,

И впредь дуракам наука,

Умный всегда в одиночестве.

Нет, не ошибусь я в пророчестве.

Как нам будет ни трудно держаться,

На судьбу все ж нам грех обижаться.

С надрыву расейский народ киловат,

Но – жиловат.

Мы Антантам всем на зло продержимся,

На колени (к чертям!) ни пред кем не повержемся.

Выпал жребий нам тяжкий, но славный,

«Класс рабочий всемирный» – союзник наш гласный.

Кто не верит в него, тому не во что верить,

Тому все наши подвиги надо похерить,

Растянувшись в гробу, ручки-ножки сложить.

Для чего больше жить?

* * *

Не теряйте, товарищи, веры высокой.

Не осталась Советская Русь одинокой!

Пролетария можно предать, обмануть,

В кабалу его в прежнюю снова вернуть,

Пролетарий обманутый – все ж пролетарий!

Он не прежний униженный парий,

Он не прежний забитый, запуганный раб.

Он ослаб.

Велико его бремя.

Но придет его время,

Торжествуя, победно восстать.

Что пигмейской душе не под стать,

То под стать исполину:

Как ни тяжек веками накопленный гнет,

Но, стряхнув его с плеч, исполин разогнет,

Навсегда разогнет исполинскую спину.

Жребий горький, но славный дала нам судьба,

Злую, злейшую участь раба

На своей испытали мы шкуре,

И по силам такая, как наша, борьба

Только нашей широкой натуре,

Нашей воле стальной,

Закаленной в тягчайшей неволе.

Мы всех дольше стояли с согбенной спиной

И терпели всех боле,

И за это дана нам судьбой

Величайшая честь – нашей силой бунтарской

Завязать и решить окончательный бой

За судьбу всей семьи мировой пролетарской,

О делах наших будут судить по концу,

По концу будет честь воздана и награда,

Вам – героям, железным бойцам Петрограда,

Мне – страданий и подвигов ваших певцу!

Издыхающая гадина >*

Перехвачено такое письмо к бывшему управляющему помещичьим имением от скрывшегося к белым владельца этого имения:

«Передай крестьянам, пусть производят порубку крупного леса, но молодой оставляют, потому что – если испортят весь молодой лес, то нечем будет проcть мужиков».

(«Кронштадтские известия» 12 августа 1919 г.)

Из имения бесследно

Где-то скрывшись, барин злой

Ждет, настроившись победно:

Заживет он вновь безбедно,

Как вернется строй былой.

Настрочив письмо умело,

Мужикам дает он весть:

«Эй вы, хамы! Грабьте смело,

Но, творя лихое дело,

Знайте: барин где-то есть!

Скоро всем вам, погодите,

Вновь надену я оброть,

Крупный лес мой изводите,

Прутья ж все-таки щадите,

Чтоб вас было чем пороть!»

Зажигайте, друзья, боевые огни >*

На полмесяца я уезжал из Москвы.

«Вот соскучатся!» – думал. Увы!

Ни один человек не заметил.

Возвращаясь из Питера снова назад,

Ждал я: будет, конечно, мне встречный парад.

Но… никто меня так и не встретил.

Чтоб излить хоть немного досаду свою,

Я решил написать… интервью.

Не теряя фасону,

Сам себя выдаю

За большую персону.

Ведь не все ж комиссарам подобная честь.

Интервью мое многим полезно прочесть.

* * *

Петроградские все впечатленья

От поездки моей таковы:

Коммунистов побольше и без промедленья

В Петроград мы отправить должны из Москвы.

Кое-что, я боюсь, мы уже проглядели.

Присмотрелся ко многому я в две недели,

В две недели изрядно успев ощутить,

Что не время шутить.

Уж на что я шутник, но и мне не до шуток.

Жутко в Питере. Воздух в нем кажется жуток.

Напряженность глухая на каждом шагу:

Всем нутром своим чувствуешь близость к врагу.

Вот он здесь притаился под боком,

Сторожа каждый шаг твой недремлющим оком,

Выбирая минуту, чтоб сделать скачок, –

Темной ночью горит его злобный зрачок.

Я не лезу в пророки,

Но вчера я для «Правды» писал свои строки

В ту, быть может, минуту, когда

Под Кронштадтом английские гибли суда,

Получивши отпор от кронштадтских героев.

Вражьи гнусные планы на время расстроив,

Ни минуты терять не должны мы теперь.

Разъяренный антантовский раненый зверь

Снова бросится в бой, напряженье утроив.

Враг могучие когти свои показал.

Маски сброшены. Время сурово.

Красный Питер, он первое слово сказал,

Он же скажет последнее грозное слово.

Для врагов наступают последние дни:

Может, месяц им дан, но уж не дано году.

Бой идет к роковому исходу: