Том 2. Стихотворения, 1917–1920 - [10]

(Из газет.)

Ногой баба топнула,

Дверью баба хлопнула,

С того баба рассердилась.

Что в солдаты не годилась.

(Частушка.)

Я ли, ты ли, мы ли, вы ли…

Громче, Мартов! Крепче, Дан.

Надрываясь, долго выли,

Как голодный волчий стан,

Крепко шаркали ногами,

Похоронный пели марш.

Ай да головы с мозгами!

Вместо мозгу – жалкий фарш!

Социальная кубышка,

Буржуазный винегрет.

Меньшевистская мартышка

Нарядилася в берет,

В рог трубит и машет шпагой,

Похоронный марш орет

И с безумною отвагой

Мчится… задом наперед!

Богомолка >*

Монаси – чины ангельский.

   У лавры Троицкой, в слободке,

Монах повадился ходить к одной молодке.

   Муж со двора, монах во двор.

Зачем? Нескромный разговор.

Одначе как-то муж все шашни обнаружил

   И, сцапав в добрый час духовного отца,

   Уж так-то, так его утюжил:

   С того и с этого конца!

То видя, всплакалась соседка-богомолка:

«Стой, стой, безбожник! Стой! С ума сошел, Миколка!

   Не тронь священного лица!»

   «Так я ж накрыл его с женою, шельмеца!»

«Накрыл его с женой… Подумаешь – причина!

Да ты б еще ценил, что, может, через год

   Вдруг женка даст тебе приплод, –

И от кого приплод, пойми ты, дурачина:

   От ангельского чина!»

* * *

Вот с богомолкою подобной и толкуй.

Не дай господь такой обзавестись хозяйкой!..

Заладит, что ни день, «Исайя, ликуй!»

      С монахом снюхавшись, с Исайкой!

В буржуазном стане >*

«Манчестер гардиен», помещая декларацию гетмана Скоропадского, говорит: «Вновь образованное украинское правительство опирается на германские штыки. Германия во всех оккупированных ею областях строит свой фундамент на землевладельческих и коммерческих кругах. До сих пор мы привыкли верить, что буржуазные классы России являются убежденными сторонниками союзников. Однако германцы, видимо, думали иначе, что и доказали тем, что в министерство Скоропадского вошли кадеты и октябристы, представители наиболее преданных союзникам партий».

Жулик жулика надул.

Жулик крикнул: караул!

Жулик жулика прижал.

Третий жулик прибежал.

Кто с кого и что сдерет,

Сам тут черт не разберет.

Мчит на крик со всех концов

Шайка новых молодцов:

Разгорается война.

* * *

Наше дело сторона.

Товарищеская подмога >*

   В Москву Пегашка из села

   Возок с поклажею везла,

   А сзади пес Брехун трепался.

Перед заставою – не помню уж, какой –

Савраска, общий их знакомец городской,

      Навстречу им попался.

«Вот на! – Пегашка ржет. – Куда ж ты это, друг?

   А я к тебе, как видишь, в гости.

Да что с тобой? Тебя узнаешь-то не вдруг:

   Глянь, кожа весь да кости!»

      «Ох, ох, Пегашечка, – Савраска ржет в ответ, –

   Жив – и за это слава богу.

Чем кормимся? Овса давно в помине нет.

Тож и сенца. Жуем солому понемногу.

      Вам хорошо по деревням,

         А городским коням –

Конец, коль не придет деревня на подмогу».

«В деревне, – молвила Пегашка, – знаешь, тож…

      Двор со двором не схож.

Все ж, чаю, беднота, – и плохи пусть делишки, –

Кой-что для города сумеет наскрести,

А ежли богачей покрепче потрясти,

Пожалуй, сыщутся изрядные излишки!»

      «Чтоб городской кормить табун? –

      Хозяйский прихвостень – Брехун –

      Оскалил зубы на Пегашку. –

      Что вижу, больно ты щедра

      Насчет хозяйского добра!»

   «Отстань! – ответила Пегашка. – Неча злиться,

      Не про тебя идет тут речь.

Твоя обязанность – хозяйский хлам беречь,

Моя – с товарищем последним поделиться!»

* * *

   Все были улицы не так давно полны

   Хозяйских прихвостней бесстыдно-злобным лаем:

   Мы-де весь хлеб отнять у деревень желаем.

         Кто вам поверит, Брехуны?

   Рабочих мужики без хлеба не оставят,

И в селах мужики не тронут бедняков,

         Но что до жадных кулаков,

      Их закрома открыть заставят!

О попе Панкрате, о тетке Домне и явленной иконе в Коломне >*

Сиречь – про поповский карман и поповскую совесть душеспасительная повесть

Глава I

«Эх, кабы мне да такой приход, сиречь парафия,

Как у отца Евграфия! –

Плакался поп Панкрат: –

Сам ему черт не брат.

Прихожане у него, как прихожане:

Богатые горожане,

Дворяне родовитые

Да купцы именитые.

Что ни праздничек, то приношение.

Сущее искушение!

Живет себе, значит, отец Евграф,

Как какой-нибудь князь или граф.

Все-то у него водится,

Пояс на нем не сходится,

Ряса с шелковыми отворотами,

Не удручен никакими заботами.

Попадья одета по-модному,

Дети ходят по-благородному, –

Три раскрасавицы дочки,

Словно весною цветочки,

Грудью – пышны, талией – узки

Лопочут весь день по-французски;

Надушатся да припомадятся, –

Что куклы нарядятся:

В шляпках, в перчатках, в шалях,

Мастерицы играть на роялях.

Шуры-муры ведут с женихами –

Изъясняются с ними стихами;

В постные дни скоромятся.

Сундуки от приданого ломятся!..

Вот где приходец попался!

Господи! – поп убивался. –

Чем я так пред тобой провинился,

Что на бедной поповне женился,

Что взял за нею в приданое

Бездоходный приход да одеяло рваное?

Всего-то у меня живота –

Собака да два кота.

Хожу по приходу

На смех народу –

Тощий, замызганный,

Грязью забрызганный;

Попадья – в кисейном платочке;

Кацавейка в заплатах – на дочке.

Без призору поповна бродит:

Где кормят, туда и ходит;

Догуляться так долго ль до срама?

Народ весь отбился от храма.

Посмотришь в церкви – не густо,

Пошаришь в карманах – пусто!

На трех старушонок глянешь,