Том 2. Последняя комедия. Блуждающее время. Рассказы - [51]

— Просто за последнее время щели в иные просторы начинают расширяться — вот и все. В сущности, Павел, с вами произошло самое банальное событие.

Тут уж Далинин взорвался.

— Самое банальное событие! Хотел бы я вас, Марина, видеть там, особенно если вы встретите самую себя, ну, скажем, в утробе своей матери, или на ночном горшке! Хотел бы я посмотреть на такую банальность, особенно на ваш вид при этом!!!

Марина расхохоталась. Труп поглядел в потолок.

— Это другое, Павел! Относительно себя самого нужны более сложные и весьма неожиданные для человечков объяснения…

Глубоковский вдруг пошевелился в своем кресле и что-то пробормотал, стараясь увести эту беседу в сторону.

Марина тут же догадалась, о чем Артем беспокоится, и высказалась в другом направлении:

— Не думайте, Павел, что я такая отпетая стерва, что вам не сочувствую. Угодить ногой или головой под колесо автобуса — тоже простая штука, чего уж проще, и вполне банально — но от этого не легче… В конце концов я хочу вывести вас из вашего состояния, и чтоб вы не задумывались…

— Вот ваш немного странный приятель почти то же самое говорит, что, мол, нечего психовать… — угрюмо перебил ее Корнеев.

— Он утверждает так по другой причине, — Марина бросила пристальный взгляд на Семена. Он был закован в неподвижность. — Семен у нас труп. И с его точки зрения, весь мир — мертв. Какая же тогда разница, где и когда находиться — при Цезаре, при Сталине или сейчас… Так ведь, Семушка? — и Марина встала и поднесла ему в бокале хорошего французского вина. — Давай выпьем, дорогой, раз все мертво!

Семен очнулся и пробормотал:

— Ты права, ты во всем права, Марина. Но мне нисколько не страшно. Боюсь, что миру страшно, а не мне.

Марина чокнулась с ним, выпила и, весело сияя, обратилась к Павлу:

— Павлуша, держись, дорогой! То ли еще будет! А тут что особенного: тайна времени! Известно же, что в конце голоса ангелов прогремят: «Времени больше не будет». Какая же это тайна, если ее не будет?!

Труп одобрительно кивнул головой и выпил.

— А кто такой этот Безлунный?! — выпалил Корнеев.

— Да, старичок один…

— Морду ему надо набить, — угрюмо проговорил Павел.

— Ну зачем же так бесчеловечно?! — ухмыльнулась Марина. — Специалист он у нас по темным местам и переломам во времени. Все об этом знает. Путешественник. Даже в Южной Америке побывал, там есть в этом духе кое-что. Но Тимофей Игнатьич, кстати, очень независим и действует сам по себе. Но все-таки приструнить его, думаю, есть возможность, если это понадобится.

— Так что же мне делать?!! — тоскливо вскрикнул Павел.

— Вы опять за свое… Что делать?! А мой вам совет, Павел, наоборот: вам именно надо ничего не делать! Избави вас Бог что-либо делать! — заключила Марина. — Соблюдайте диету, но при этом хорошо питайтесь, особенно чай полезен, даже крепкий, алкоголь исключен, кошек лучше не видеть, а главное, почитайте некоторые манускрипты о соотношении между вечностью и временем, я вам дам, это вас успокоит, это не то, что своему родному отцу зубы выбить, да еще учитывая, что он при этом в могиле…

Глубоковский зашевелился:

— Хватит, хватит, Марина. Ни-ни! — И он погрозил ей пальчиком.

Но Павел так был подавлен происшедшим, и авторитет Марины был так велик, что он не обиделся, а только краснел. В сущности, ему уже было стыдно за то, что он влип в такую историю. Провинился, одним словом.

Марина подошла к нему и нежно похлопала его по плечу:

— Вас будем беречь, но не вопреки судьбе или высшей силе. Но и вы, Павел, следите за собой. Если Тимофей Игнатьич появится и будет приглашать вас в лес по грибы или на рыбалку — ни в коем случае не соглашайтесь. Гоните его прочь…

— Лучше уж я сам приглашу этих мальчиков на рыбалку, — вдруг мрачно сказал из своего угла труп. — Им со мной будет веселее.

Все на минуту замолчали.

— Видишь, Павел, наш гость тоже вне времени, но не сверху, с Неба, где богоносная вечность, а снизу, из-под мира, это другая — мертвая Вечность, но Вечность, — тихо сказала Марина. Глубоковский опять зашевелился.

На Семена все, что случалось в этом мире, не производило никакого впечатления. Иногда уходящий в высшую трупность взгляд его останавливался на Марине — и тогда в его глазах зажигался маленький огонек недоумения, интереса и уважительности.

— Все это необыкновенно серьезно, — вставил вдруг Егор.

Павел все же не до конца обнажился, один момент по-прежнему мучил его, и он, к тому же под впечатлением мертвого взгляда Семена, вдруг направленного на него, почти закричал:

— А все же, Марина Дмитриевна, я никак не пойму: когда я увидел свою мать, она была уже беременна мной или нет? Был я там у нее в животе или нет, когда стоял и смотрел на нее? Помните, я же говорил, со мной что-то случилось тогда, неописуемо-невероятное, душа как будто ушла из меня, и я на секунды потерял сознание…

По лицу Марины прошла сардоническая, как показалось Павлу, улыбка, и она расхохоталась.

— Да, тут могло бы произойти нечто, — добавила она и замолчала.

Глубоковский незаметно дал ей знак выйти на кухню, и она вышла, якобы чтоб принести домашний пирог.

— Марина, умоляю тебя — не надо! — прошептал он ей почти в ухо. — Я знаю: ты скажешь наоборот: «обычного не надо». А я тебе скажу сейчас: «необычного не надо». Мальчики и так на грани. Знаешь, одно дело теории, другое — лицом к лицу. Нельзя их пугать. Я чувствую, что ты хочешь открыть им… Это твое… Не надо. Объясни им как можно проще, без переломов…