Том 2. Лорд Тилбери и другие - [221]

— Она отказалась покупать дом. Отменила сделку, возвращается в Лондон.

— Что?! Почему?

Сэр Бакстон рассортировал мысли.

— Винит меня, что ее пасынок обручился с мисс Виттекер. Вдобавок, Поллен подбил Пику глаз, и она разоралась.

— Что?

— Понимаешь, она выходит за него замуж.

— Что?!

Сэр Бакстон слегка вздрогнул.

— Что ты заладила — «что?», «что?» — Бак с трудом сдерживался. — Еще раз крикнешь «что?», и у меня черепушка разлетится. Не за Поллена.

Он повернулся, намереваясь сломать карандаш (да, средство слабое, но лучше не пришло в голову), и потому не увидел, как внезапно засветилось лицо его дочери, словно распахнулись ставни и в комнату хлынул солнечный свет.

— Княгиня выходит за Адриана?

Внезапно сэр Бакстон вспомнил. Он встал, обошел стол, отечески разглядывая Джин. Ему все еще казалось невероятным, чтоб его дочка вдруг влюбилась в этого Пика, но Булпит говорил уж очень уверенно…

— Прости. Надеюсь, ты не очень расстроилась.

— Да я петь готова! И запою, если ты подтянешь!

— А? — Сэр Бакстон в изумлении разинул рот. — Разве ты не влюблена в этого прохвоста?

— Кто тебе сказал?

— Булпит.

— Он перепутал. Я влюблена в другого прохвоста! В Джо!

— В Джо Ванрингэма?

— В него самого.

— Нет, ты серьезно?

— Абсолютно!

— Джин! Господи, как я рад!

— Так я и думала. Он тебе нравится, правда?

— Сразу его полюбил. Прекрасный человек. Потрясающий. И… э… богат. Но какое это имеет значение? Для меня — никакого.

— Джо совсем не богат. У него нет ни гроша.

— Как это — ни гроша?

— По крайней мере, их мало. Но, как ты говоришь, — какое это имеет значение? Главное — любовь! Она, Бак, движет солнце и светила.

Мир вокруг сэра Бакстона задвигался на манер этих светил.

— Но его пьеса…

— О, с ней кончено!

— Отчего?

— Некогда объяснять! Бегу звонить ему!

— Да черт побери…

— С дороги, Бак, не то я растопчу тебя в пыль! О, Джо, Джо, Джо! Последний раз говорю, Бак. Ступай на свою жердочку, не вертись под ногами! Благодарю! Так-то лучше! О, простите, мистер Чиннери!

Опрометью метнувшись из кабинета, она налетела на Чиннери. Приняв на себя всю тяжесть ее тела, тот с минутку отпыхивался, как пес. Наконец он оправился. Он нес новость, в сравнении с которой всякие толчки были истинными пустяками.

— Эббот!

— Да?

— Эббот, этот Булпит в доме! Я его видел!

— Я тоже.

— Да Господи!

Сэр Бакстон, который от волнения забыл сломать карандаш, наконец с треском переломил его.

— Пожалуйста, не врывайтесь так, Чиннери. Я знаю, что Булпит в доме. Теперь это не имеет ни малейшего значения. Повестку вручать некому. Они помирились.

— Помирились?

— Да.

— Та барышня и наш Ванрингэм?

— Да.

— И княгиня не пронюхала, что ему предъявляли иск?

— Нет.

— Ф-фу! — Чиннери рухнул в кресло. — Гора с плеч! Когда я увидел, как Булпит спускается по лестнице, меня будто пыльным мешком огрели! Значит, все прекрасно.

— У-хм, просто превосходно.

— Теперь ничто не мешает ей купить дом.

— Ничто. Но, между прочим, — добавил сэр Бакстон, радуясь перспективе обрести товарища по несчастью, — она решила его не покупать.

— Что?!

— Чего это сегодня все как заведенные кричат «что?», — проворчал сэр Бакстон.

Грудь Чиннери вздымалась и опадала, словно волны на сцене.

— Не покупать?

— Вот именно.

— То есть, денег вы не получите?

— Абсолютно.

— А как же мои пятьсот фунтов?

— Ах, — жизнерадостно произнес сэр Бакстон, — всем нам интересно бы знать!

Наступила пауза, и в кабинет вошла леди Эббот. За ней, в костюме Табби, поспешал мистер Булпит.

Сэр Бакстон и Чиннери утратили ясность ума, придающую нам проницательность, а если бы не утратили, то заметили бы, что с последнего раза в поведении леди Эббот произошла легкая перемена. Она лишилась величественного спокойствия, производившего на новых гостей такое впечатление, будто их знакомят с национальным монументом. Не будь эта мысль абсурдной, мы бы сказали, что она возбуждена.

— Бак, — сказала хозяйка дома, — Сэм хочет с тобой поговорить.

Мимолетное ликование сэра Бакстона мгновенно угасло. Он печально взглянул на шурина. Тот уже не выступал в роли дьявольского оружия, но баронету он все равно не нравился. Особенно ему претила эта ухмылка. Можно ли выдержать, если кто-то ухмыляется, когда провалилась продажа отчего гнезда, а дочь выходит замуж за нищего?

— Не желаю я с ним разговаривать! Никого не могу видеть, кроме тебя. Убери его отсюда! И Чиннери убери, давай устроим передышку. Эта чертова ведьма отказалась покупать дом!

— Ну и пусть! Сэм его купит.

— А?

— Об этом он и хочет с тобой говорить.

Минуло четверть века с тех пор, как леди Эббот танцевала (если слово это можно применить к топотанию, которым занимались хористки музыкальных шоу в те давние дни), но сейчас сэру Бакстону показалось, что она танцует.

— Он собирается устроить тут деревенский клуб.

— Сейчас это, Бак, по моей части, ночные клубы. Я унаследовал состояние покойного Элмера Загорина.

— Он же был миллионером!..

— Мультимиллионером, — поправил Булпит, любивший точность. — Вот послушайте, как перехлестнулись наши дорожки. Настоящий романс! Всем я вклеил эти повестки, а ему — не удалось! Когда я начал за ним гоняться, он хандрил. Утратил, как говорится, вкус к жизни. Богатый — жуть, и никакого удовольствия! А тут я подоспел, пустился по следу. Иск на 40 долларов за восстановитель волос. Ну, он прямо загорелся! Однако недолго ему пришлось гореть. Отдал концы. Разрыв сердца. Заметьте, хохотал как сумасшедший, что меня одурачил. Очень был мне благодарен.