Том 2. Литературно–критические статьи и художественные произведения - [109]
Между тем устройство общества требует некоторых сведений для судопроизводства и для лечения болезней, но едва существует поверхностное в них учение. Уступая необходимости, осторожное начальство надеется и старается избегнуть, по возможности, всех неудобностей, связанных с науками, сжимая в самые тесные пределы беспокойное любопытство, заставляющее человека разыскивать скрываемые истины. Признаться надобно, что оно удачно достигло цели. В Испании сведения и дарования ни к чему не приведут. Иногда талант, видимо полезный, находит покровительство, но оно строго ограничивается одним лицом. Сословие, к которому он принадлежит, остается в забвении.
В Испании воспитание ограничивается грамматикой и словесностью и столько же поверхностно, сколько несовершенно. Недавно доминиканцы получили повеление учиться по-гречески, но не нашлось человека, способного учить их. Доктор Фор уверяет, что, исключая общественных библиотек, нельзя найти 12 экземпляров Гомера во всем Мадриде.
Говорят, будто в Сан-Исидоре иезуиты учат греческому и еврейскому языку, но эти профессоры далеко не в состоянии преподавать такие уроки. Богатые испанцы редко знают иностранный язык, и соседи Франции гораздо хуже знают по-французски, нежели русские, поляки и шведы.
География известна одним мореплавателям, прочие знают, что Франция за Пиренейскими горами, и так как северный ветер, проходя по снежным горам, бывает очень холоден в Испании, то они думают, что Франция и все страны, за нею лежащие, климата ледяного. Пиренеи служат для них завесою великого театра, на котором совершаются неизвестные им события, но события нимало не возбуждающие внимательного любопытства.
В Мадриде есть публичная медицинская школа. Сан-Исидорские иезуиты также преподают некоторые частные науки, но их учение ограничивается одною формой. Во время конституционного правления был курс физики, снабженный всеми нужными инструментами, которые должно было выписать из Франции. При вступлении французского войска лекции кончились и кабинет был закрыт. Профессор был швейцарец, доктор Фор встретил его после в ужасном состоянии, покрытого рубищем и без куска хлеба.
Геология, обвиняемая в явной ереси, по необходимости изгнана из классической земли католицизма, однако же там занимаются минералогиею и преподают ее тем, которые назначены для управления горными работами. В Мадриде хороший кабинет, где хранятся самые лучшие образцы самородного золота, какие есть в Европе. Несмотря на то, Испания не произвела классических сочинений о минералогии, там нет ни одной учебной книги и, что всего страннее, не переведена ни одна из иностранных. В доме Академии изящных искусств, который, говоря мимоходом, недавно отдавался внаймы, есть порядочный кабинет естественной истории, расположенный (если верить надписи над дверями) по разделению славного Кювье. Там есть также полный скелет мамонта.
Химия преподается в одной фармацевтической школе для составления лекарств. Испанцы видят в химике только аптекаря, таким же им кажется и теперешний профессор дон Антонио Морено, хотя он учился своей науке в Париже и преподает ее основательно и красноречиво.
Такое пренебрежение, однако, не значит, что бы особенно презирали эту науку, но химия требует постоянного внимания, чтобы ей научиться и особенно чтобы делать в ней открытия, необходимо множество опытов, сделанных со тщанием и точностью, а все, что требует труда и точности, по какой бы то ни было части, противно природному характеру испанцев. Физический и нравственный беспорядок — их стихия, и только он им по сердцу. Метóда кажется им произведением противоестественным, которого их ум не может одобрить, потому что она ему недоступна. В Мадриде есть купцы, торгующие лекарственными снадобьями, но нет химиков, и самые необходимые лекарства, как например амонияк, нефть, рвотное, хинина и пр., — все выписываются из Франции. Казалось бы, что математика сообразнее с правилами католического государства как наука уже готовая, которую остается только понять, но и математике не учится никто, кроме молодых людей, назначенных в артиллерию или инженеры. В военном искусстве, где математику поощряют, испанцы далеко отстали от других европейских народов. Немногие из точных наук, преподаваемых в школах, преподаются очень худо по книгам, переведенным с французского. Ботаника, которая не требует столько трудов, сколько химия и другие естественные науки, сделала некоторые успехи, и многие писатели, Каванильес, Руис, Павон и Лагаска, отличились по этой части.
Медицина не могла бы процветать в Испании, не вредя силе духовенства: она беспрестанно встречается с ним в недрах семейств и у постели умирающего, кроме того, ее подозревают в направлении к материализму — и потому она подавлена выгодами духовенства.
Медики и хирурги вообще люди бедные, без состояния, получают в высшей мере двадцать су за приезд и презрены за свое невежество и свою подлость даже теми, которые думают, что не могут обойтись без их помощи. Почти везде, где на вывеске брильный тазик, подписаны слова хирург и акушер. Для получения этого титула должно сначала быть надзирателем в больнице, потом слушать некоторые курсы, подвергнуться наружным формам экзамена и, что всего важнее, заплатить за лекарскую степень.
Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта /3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября /6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В первый том входят философские работы И. В. Киреевского и историко-публицистические работы П.
Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 3. Письма и дневники / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 488 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта / 3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября / 6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В третий том входят письма и дневники И. В. Киреевского и П. В. Киреевского.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А.
В сборник вошли избранные тексты из огромного собрания П. В. Киреевского, представляющие различные жанры и формы фольклора — былины, исторические песни, обрядовую и лирическую поэзию, записанные в Тульской, Орловской, Брянской и Калужской губерниях.
Иван Васильевич Киреевский (1806–1856) — выдающийся русский мыслитель, положивший начало самобытной отечественной философии, основанной, по словам его, на живой вере «как высшей разумности и существенной стихии познания» и на многовековом опыте восточнохристианской аскетики.В настоящий сборник включены все философские и публицистические работы И.В. Киреевского, отразившие становление и развитие его православного христианского миросозерцания. «Записка об отношении русского народа к царской власти» и «Каких перемен желал бы я в теперешнее время в России?», а также основной корпус переписки И.В.
«Спасибо, господа. Я очень рад, что мы с вами увиделись, потому что судьба Вертинского, как никакая другая судьба, нам напоминает о невозможности и трагической ненужности отъезда. Может быть, это как раз самый горький урок, который он нам преподнес. Как мы знаем, Вертинский ненавидел советскую власть ровно до отъезда и после возвращения. Все остальное время он ее любил. Может быть, это оптимальный модус для поэта: жить здесь и все здесь ненавидеть. Это дает очень сильный лирический разрыв, лирическое напряжение…».
«Я никогда еще не приступал к предмету изложения с такой робостью, поскольку тема звучит уж очень кощунственно. Страхом любого исследователя именно перед кощунственностью формулировки можно объяснить ее сравнительную малоизученность. Здесь можно, пожалуй, сослаться на одного Борхеса, который, и то чрезвычайно осторожно, намекнул, что в мировой литературе существуют всего три сюжета, точнее, он выделил четыре, но заметил, что один из них, в сущности, вариация другого. Два сюжета известны нам из литературы ветхозаветной и дохристианской – это сюжет о странствиях хитреца и об осаде города; в основании каждой сколько-нибудь значительной культуры эти два сюжета лежат обязательно…».
«Сегодняшняя наша ситуация довольно сложна: одна лекция о Пастернаке у нас уже была, и второй раз рассказывать про «Доктора…» – не то, чтобы мне было неинтересно, а, наверное, и вам не очень это нужно, поскольку многие лица в зале я узнаю. Следовательно, мы можем поговорить на выбор о нескольких вещах. Так случилось, что большая часть моей жизни прошла в непосредственном общении с текстами Пастернака и в писании книги о нем, и в рассказах о нем, и в преподавании его в школе, поэтому говорить-то я могу, в принципе, о любом его этапе, о любом его периоде – их было несколько и все они очень разные…».
«Ильф и Петров в последнее время ушли из активного читательского обихода, как мне кажется, по двум причинам. Первая – старшему поколению они известны наизусть, а книги, известные наизусть, мы перечитываем неохотно. По этой же причине мы редко перечитываем, например, «Евгения Онегина» во взрослом возрасте – и его содержание от нас совершенно ускользает, потому что понято оно может быть только людьми за двадцать, как и автор. Что касается Ильфа и Петрова, то перечитывать их под новым углом в постсоветской реальности бывает особенно полезно.
В предлагаемой вниманию читателей книге собраны очерки и краткие биографические справки о писателях, связанных своим рождением, жизнью или отдельными произведениями с дореволюционным и советским Зауральем.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Полное собрание сочинений: В 4 т. Т. 4. Материалы к биографиям. Восприятие и оценка личности и творчества / Составление, примечания и комментарии А. Ф. Малышевского. — Калуга: Издательский педагогический центр «Гриф», 2006. — 656 с.Издание полного собрания трудов, писем и биографических материалов И. В. Киреевского и П. В. Киреевского предпринимается впервые.Иван Васильевич Киреевский (22 марта/3 апреля 1806 — 11/23 июня 1856) и Петр Васильевич Киреевский (11/23 февраля 1808 — 25 октября/6 ноября 1856) — выдающиеся русские мыслители, положившие начало самобытной отечественной философии, основанной на живой православной вере и опыте восточнохристианской аскетики.В четвертый том входят материалы к биографиям И. В. Киреевского и П. В. Киреевского, работы, оценивающие их личность и творчество.Все тексты приведены в соответствие с нормами современного литературного языка при сохранении их авторской стилистики.Адресуется самому широкому кругу читателей, интересующихся историей отечественной духовной культуры.Составление, примечания и комментарии А. Ф. МалышевскогоИздано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России»Note: для воспроизведения выделения размером шрифта в файле использованы стили.