Том 2. Брат океана. Живая вода - [31]

— Что ж, ставь, нам веселей будет, — сказал Игарка.

— Почему ты вез пристава, почему не вез Спиря? — спросил Сень.

— Спиря подарил приставу песца.

— Почему ты не дарил? Дарил бы…

— Я пас оленей у Спири, и мой песец там. — Вакуйта махнул рукой вдаль. — Гуляет.

Тут возник горячий разговор о правде. Сень требовал от Василия ответа: кто же вернет Вакуйте оленей, кто накажет Ландура и пристава, если у самого царя нет правды? Василий сказал, что правда у бедных: у Сеня, у Игарки, у Вакуйты, а таких, как они, много, и все они хорошо чувствуют и понимают правду, надо только обратить ее в дело: царя со всеми его приставами, большими и малыми, сместить, у богатых взять богатство и всех заставить работать.

— Украсть?

— Взять свое, только то, что они у других взяли. Возьмем, и останется у Ландура своя-то одна дырявая парка.

— Пойдем возьмем, наденем на Ландура старую парку, нас много.

— Так нельзя. Надо везде, сразу у всех Ландуров, у одного — мало толку: придут другие.

— А когда будет везде?

Оказалось, что Василий этого, самого главного, не знает, и Сень рассердился:

— Грош твоей правде. Не знаешь — не говори…

Но все-таки своя правда, пусть даже далекая, казалась увлекательней и надежней царской: придем и наденем на Ландура облезлую рваную парку. Хорошо!

XIII

Первый вешний ключ недолго бежал в одиночестве, скоро появилось их множество. Одни скакали прямо в реку, другие забегали по пути в озера, в ложбинки и овражки. Озера проснулись, вспухли и шагнули на отлогие берега, многие малые сошлись в одно большое, скоро им стало тесно, и они пролились в реку. Земля линяла, как весенняя куропатка: на белой спине проступали и ширились темно-серые и буроватые пятна, скоро темного стало больше, чем белого, а еще немного — и от белого останутся только крапинки, последние снежнички под навесом деревьев да в глубоких распадках: они продержатся до июня, когда рядом с ними поднимутся жаркие цветы.

Игарка вышел на высокий обсохший взгорок ремонтировать лодку, на пробоины ставил заплатки, пазы конопатил свежей паклей и поверх всего крыл смолой. Сень вязал невод. Василий не умел ни того, ни другого, и его посадили тесать наплавки. Кояр таскал галечник на грузила, подбирал гальку поглаже и покрупнее, с гусиное яйцо. Нельма с женкой Сеня заворачивали галечник в берестяные кружки, края сшивали лыком, получались румяные увесистые пирожки-кибасики, на вид очень вкусные.

С Туруханской стороны прокатился тяжкий гул, все прочие голоса земли угасли перед его огромной силой, и даже Сень, глуховатый на обычные звуки, хорошо расслышал этот новый голос, бросил невод и крикнул:

— Река идет!

Шла она с гневом и ожесточением. В Туве, в Саянах, в Хакассии река уже давно жила по-весеннему, а в низах продолжала стоять зима, и взломанным, гонимым льдам не было исхода. Между тем одна за другой вскрывались дочерние реки: Абакан, Мана, Ангара, Пит, Подкаменная Тунгуска. Эти нетерпеливые бурные реки не хотели ждать ни дня, ни часа. Ангара громоздила свой лед поверх енисейского, а Подкаменная еще выше, поверх ангарского. На мутной вспененной реке кружились высокие ледяные холмы, налетая на молодые острова, не успевшие как следует утвердиться, снова растирали их в песок и гальку.

Целый месяц шел Енисей до Туруханска, там повернул обратно реку Турухан, но узкая долина Турухана не могла вместить избытка енисейских вод, и Енисей двинулся дальше, к океану; не успел дойти до Игаркиного зимовья, как вскрылась и ударила в тыл ему Нижняя Тунгуска.

Подошел Енисей к Игаркиному зимовью. На дороге стоял большой остров. Енисей приостановился, плотнее сдвинулись ледяные холмы. Когда собралась достаточная сила, Енисей разом прорвал обе протоки. Берег дрогнул, с крутых мест посыпалась галька, огромный камень, у которого много веков молился Ному род Большого Сеня, ударом ледяной глыбы был сброшен в воду.

Через две недели река освободилась от главного льда, плыли лишь одинокие запоздалые льдины. Игарка решил попробовать свою лодку. На реку вышли все: выезд на лодке после длинной тоскливой зимы имел особое значение. Василий и Сень работали веслами. Игарка — рулем, Нельма и женка Сеня, Кояр и маленький Яртагин наслаждались движением. Им хотелось в главную реку, настоящих волн, чтобы щемило сердце. А Игарка держался около берега и зачем-то заходил во всякую бухту.

— Пересадите его к веслу! — потребовала женка Сеня. — Игарка стал трусом.

Он сказал, что ему надо плыть около берега. Все заинтересовались почему.

— Река, случается, разбрасывает по берегам разные чужие лодки. Половина низового люду ездит на таких, на дарственных лодках.

— Ну и что?

— Найдем хорошую большую лодку, погрузим нашу пушнину, рыбу и, как Ландур, туда, в город. Река ведь бежит не для одного Ландура.

Игарка все обдумал: у лодки будут паруса, здешний ветер часто дует вверх, к городу, лодку могут тянуть собаки, по Енисею сплошь и рядом грузы идут именно таким способом, а прадед Дорофей и не знавал ничего другого. И не обязательно в далекий город, дотянуть до Туруханска — и довольно. Ландур здесь владыка, а в Туруханске он ничего не значит.

— И можно найти такую лодку? — спросила Нельма.