Том 15. Простак и другие - [12]

— Нет, не так всё просто.

— Так расскажите.

— Трудно всё передать словами…

— А вы попробуйте.

Отвернувшись, Синтия поиграла с бумагами на столе. Помолчала с минуту.

— Я очень тревожилась, Питер, — наконец приступила она. — Вы такой рыцарственный, жертвенный. Истинный Дон Кихот. Меня тревожит, что вы женитесь на мне только из-за того, что вам меня жаль. Так? Нет, молчите. Я расскажу сама, если позволите мне высказать, что у меня на душе. Мы уже два года знаем друг друга. Вам обо мне известно всё. Вы знаете, как… как я несчастлива дома. Вы женитесь на мне, потому что хотите вытащить меня оттуда?

— Моя дорогая!

— Вы не ответили на мой вопрос.

— Я ответил на него две минуты назад, когда вы спрашивали…

— Так вы меня любите?

— Да.

Все это время Синтия отворачивала от меня лицо, но теперь обернулась и пристально взглянула мне в глаза. Сознаюсь, я даже вздрогнул. Её слова поразили меня еще больше:

— Питер, вы любите меня так же сильно, как любили Одри Блейк?

В минуту, отделившую её слова от моего ответа, ум у меня метался туда-сюда, силясь припомнить, при каких же обстоятельствах я упоминал при ней Одри. Я был уверен, что ни при каких. Я никогда ни с кем не говорил про Одри.

В каждом, даже самом уравновешенном человеке таится зернышко зловещих суеверий. А я не особенно уравновешен, и у меня их не один гран. Я был потрясен. С той самой минуты, как я сделал Синтии предложение, мне казалось, будто призрак Одри вернулся в мою жизнь.

— Господи Боже! — вскричал я. — Что вы знаете про Одри?

Она снова отвернулась.

— Видимо, это имя сильно вас задело.

— Если спросить старого солдата, — пустился я в оправдания, — он скажет, что рана даже спустя долгое время порой причиняет боль.

— Нет. Если она действительно зажила.

— Да. Даже когда зажила и когда ты едва помнишь, по какой глупости ее получил.

Синтия молчала.

— Откуда вы услышали… про неё? — спросил я.

— Когда мы только что познакомились, а, может, вскоре после этого я случайно разговорилась с вашим другом, и он рассказал мне, что вы были помолвлены с девушкой по имени Одри Блейк. Он должен был быть вашим шафером, но вы написали ему, что свадьба отменяется. А потом вы исчезли, и никто целых три года вас не видел.

— Да. Всё это правда.

— Роман у вас, Питер, был серьезным. Такой роман трудно забыть.

Я вымученно улыбнулся, улыбка получилась не очень убедительной. Мне не хотелось обсуждать Одри.

— Забыть почти невозможно, — согласился я, — разве что у человека на редкость плохая память.

— Я не об этом. Вы понимаете, что я подразумевала под «забыть»?

— Да, — откликнулся я, — понимаю.

Синтия быстро подошла ко мне и, взяв за плечи, заглянула мне в лицо.

— Питер, вы можете честно мне сказать, что забыли её, — в том смысле, какой подразумеваю я?

— Да.

И опять на меня нахлынуло прежнее чувство — то странное ощущение, будто я бросаю вызов самому себе.

— Она не стоит между нами?

— Нет.

Выговорил я это слово с усилием, словно какая-то частичка подсознания изо всех сил мешала мне.

На лице у Синтии появилась ласковая улыбка. Она подняла ко мне голову, и я обнял её, но она отодвинулась с легким смешком. Всё её поведение переменилось. Совсем другая девушка серьезно смотрела мне в глаза.

— Ой-ой, какие у вас мускулы! Вы прямо смяли меня. Наверное, вы превосходно играли в футбол, как и мистер Бростер.

Ответил я не сразу. Я не мог упаковать сильные эмоции и сунуть их на полку, как только в них отпала надобность. Я медленно приспосабливался к новой тональности разговора.

— Кто такой Бростер? — наконец поинтересовался я.

— Учитель, — она развернула меня и ткнула пальцем на стул — вот этого.

Портрет, стоявший на стуле, я заметил, еще когда входил, но не особо к нему приглядывался. Теперь я всмотрелся повнимательнее. Очень грубо написанное изображение на редкость противного мальчишки лет десяти-одиннадцати.

— Да? Вот бедняга! Что ж, у всех свои неприятности. А кто этот юный головорез? Не ваш друг, я надеюсь?

— Это Огден. Сын миссис Форд. Тут истинная трагедия.

— Может, это он только на портрете такой. Мальчишка и вправду косит или его так художник увидел?

— Не смейтесь. Сердце Несты разбито. Она потеряла этого мальчика.

Я смутился.

— Он умер? Виноват, виноват. Ни за что не стал бы…

— Да нет, он жив-здоров. Но для нее — умер. Суд отдал его под опеку папаши.

— Суд?

— Миссис Форд была женой Элмера Форда, американского миллионера. Они развелись год назад.

— Понятно.

Синтия неотрывно смотрела на портрет.

— Этот мальчик — в своем роде знаменитость. В Америке его называют «Золотце ты наше».

— Почему же?

— Так уж прозвали похитители. Его много раз пытались похитить.

Замолчав, она непонятно взглянула на меня.

— А сегодня, Питер, сделала попытку и я. Поехала в деревню, где жил мальчик, и похитила его.

— Синтия! Господи, что вы говорите?

— Разве вы не поняли? Я сделала это ради Несты. У нее разрывалось сердце из-за того, что она не могла видеть сына. Вот я и украла его, прокравшись в дом. И привезла сюда.

Не знаю, отразилось ли на лице всё мое изумление. Надеюсь, нет, потому что у меня просто ум за разум зашел. Полнейшее хладнокровие, с каким Синтия рассказывала об этой выходке, совершенно сбивало меня с толку.