Том 15. На Рио-де-Ла-Плате - [126]

Шквальный ветер дул вдоль реки. Он с силой вздымал воду, образуя между волнами глубокие впадины; высокие гребни валов поднимались из них и снова обрушивались, рассыпаясь пеной, разлетаясь брызгами. Русло, в котором мы очутились, было не очень широким. В ясную, хорошую погоду два судна могли здесь разминуться; плот тоже мог бы пройти мимо парохода; но в такую бурю, во мраке несчастье было почти неизбежным.

Хотя плотогоны услышали звуки колокола, но вняли им слишком поздно. Пароход наткнулся на плот и носом сел на бревна.

Плотогоны разделились на две группы. Одна половина трудилась впереди, другая орудовала длинными веслами позади. Первые едва успели отскочить назад, когда пароход наехал на переднюю клетку и врезался в нее. Люди отбежали поодаль, к тем, кто налегал на весла. Вместе они повернули эту часть плота к берегу, к ближайшему берегу, тому, что лежал по левую руку от нас. Там они закрепили плот с помощью канатов, которые все время держали наготове, и кольев.

Капитан приказал выключить машину, но было слишком поздно. Передняя часть судна глубоко увязла среди бревен. Корма, погрузившись под воду, увлекла за собой спасательную лодку, та зачерпнула воды, затонула.

Крепкие лианы, стягивавшие бревна плота, частично порвались, и громадные стволы беспрестанно бились и бились о корпус судна. Если они пробьют дыру, то корабль всего за несколько минут пойдет ко дну. В образовавшемся водовороте погибнет множество пассажиров. Следовало как можно быстрее искать спасения на суше, но сделать это можно было лишь вплавь, ведь лодка затонула.

Капитан приказал дать задний ход, но колеса не доставали до воды; сдвинуть судно с места было невозможно. Может быть, его удалось бы освободить, расшатав с помощью топоров бревна, его удерживавшие. Но эта затея была небезопасной, ведь плот стал бы дергаться вместе с судном, и в обшивке корабля легко могла образоваться течь.

Ждать было нельзя. Вслед за нами на палубу поднялись йербатеро и офицер со своим негром. Остальные теснились за их спинами. Через считанные мгновения могла разразиться паника, что еще более затруднит спасение.

Я отнес индеанку к своей гнедой, которая все еще лежала связанной на палубе. Я осведомился у сына этой женщины, умеет ли он плавать. Хотя он кивнул, но тут же знаком дал мне понять, что сомневается, сумеет ли в такую непогоду доставить на берег мать. Едва я развязал гнедую, собираясь усадить индеанку в седло, как офицер взял меня за руку и, напрягая все силы, крикнул мне:

— Я доберусь до берега, но у меня с собой важные документы, их нельзя мочить. Вы не возьмете их с собой?

Я кивнул. Он дал мне бумажник, который я сунул под шляпу; затем я туго обвязал голову платком, чтобы бумажник не выскользнул. Обмотав себе плечи ремнем лассо, я вскочил в седло, перекинул через плечо винтовку и взял женщину на руки.

Пассажиры пробивались на палубу. Их крики заглушали даже завывания бури. Брат Иларио прыгнул в воду. Йербатеро последовали за ним, офицер с негром тоже. Я погнал лошадь на корму, и вот уже поток, затопивший ее, стал заливать седло. Я направил коня в бушевавшую воду реки. Индеец следовал за мной: он хотел держаться возле матери.

Волны с такой яростью накатывались на нас, что голова лошади скрывалась под водой, вода доходила мне до груди, однако лошадь была очень сильной и быстро выбралась наверх.

Нам повезло, что памперо гнал волны вверх по течению, а не вниз, иначе бы нас увлекло туда, где берег круто вздымался из воды, и пристать к нему мы бы не сумели. Все же, чтобы достичь берега, требовалось приложить все силы. Лошадь выдержала. Всякий раз при приближении водяного вала мне приходилось поднимать индеанку, чтобы вода не залила ей лицо.

Наконец гнедая ощутила твердую почву; другие пловцы еще не добрались до нее. Я спрыгнул, положил индеанку на землю, снял винтовку и развязал лассо. Сперва я бросил ремень брату Иларио и вытащил его на берег, затем помог сборщику чая Монтесо, который, оказавшись на земле, тотчас достал свое лассо, чтобы проделать то же самое. Постепенно удалось вытянуть на берег всех. Потом я вернул офицеру его бумажник, оставшийся совершенно сухим. Однако сам я промок насквозь, впрочем, как и все остальные.

Тем временем стало намного светлее. Судно зависло на плоту невдалеке от берега; мы видели каждого из пассажиров; все они теперь теснились на вздымавшейся из воды части палубы. Мы слышали их крики, долетевшие до нас сквозь бурю, судя по их движениям, они были чрезвычайно напуганы. Корма все глубже погружалась в воду. Четверо штурвальных перешли наконец на носовую часть корабля, так как руль полностью захлестнуло волнами. Нос парохода тоже начал крениться. Плотогоны, вооружившись топорами, рискнули подойти поближе и отсоединить первую клетку, на которой засело судно. Лианы были перерублены, и вода увлекала одно бревно за другим, кряжистые стволы неминуемо должны были пропороть обшивку корабля.

Колеса снова очутились в воде. Судно немного двинулось назад, вниз по течению, потом снова направилось вперед, чтобы пристать к пологому берегу. Сделано это было вовремя: выяснилось, что нос парохода пробит. Вода хлынула в пробоину и начала заполнять нижний отсек. Корма снова всплыла, и, когда матросы бросили оба якоря, нос так же, как и корму, пришлось подпереть шестами. Затем достали затонувшую лодку и вычерпали из нее воду, чтобы доставить пассажиров на берег, когда волны немного улягутся.